Золото Маккенны
Шрифт:
— Двигайся, чёрт тебя побери! — завопил он. — Я не собираюсь помирать только для того, чтобы ты смогла доказать свою храбрость. Ах ты, сучка! Я не видел от тебя ничего, кроме рукопожатий и головной боли! Или ты затащишься в ту расщелину, или… или я вколочу тебя туда! Ногами!
Побелев, как бумага, девушка заревела. И всё-таки двинулась вперёд. Маккенна лез за ней и, хотя его мутило от собственной жестокости, темпа не сбавлял. Ему хотелось остаться в живых. Выжить, чтобы вытащить эту своенравную сиротку из злополучного каньона и оставить её в любой приграничной семье, у которой не хватит ума отказаться от такого сокровища. Сейчас всё было против них. Глен знал, как избежать нависшей над ними смертельной опасности.
Надо было всего лишь прикончить Хачиту.
Как наши предки в доисторические времена: голыми руками.
Смерть в расщелине
Расщелина походила формой на след сверхъестественной молнии, ударившей в совершенно гладкую западную стену Сно-Та-Хэй. Не ветер и не вода были её создателями — это Маккенна понимал. Но истинную её природу не знал, пока не вспомнил о лавовых потёках напротив Потайной Двери и вокруг Апачского Почтового Ящика. Скалу расколол надвое выброс лавы. Веками дно расщелины заполнялось обломками камня, кустарником, кривыми сосенками, прежде чем образовалась-таки ненадёжная тропа, по которой сейчас ползли вверх Маккенна и девушка. Но кое-что здесь явно было усовершенствовано человеком. И не сегодня, не вчера, не во времена вождя Наны, даже не во время испанских конкистадоров, а задолго до них. Это открытие заронило в сердце старателя искру надежды. Вполне возможно, сейчас объяснится самое непонятное в легенде Адамса: как Брюеру удалось ускользнуть от засады. Сам Адамс объяснял, что Брюер, мол, «скрылся в скалах», а уже Брюер добавил насчёт «норы», не больше кроличьей. Апачская версия происшедшего содержалась в карте старого Эна, назвавшего тропу за Наблюдательным Пунктом «брюеровской расщелиной». Если над тропой действительно потрудились чьи-то руки — значит, сейчас они должны приблизиться к чему-то понадёжней, чем просто «кроличья нора». И вот тропа уткнулась в глухую монолитную стену.
Поначалу Маккенна ничего не мог понять. А затем увидел…
Стёршиеся, засыпанные камнями, они всё же существовали — там, где кто-то выбил их в застывшей лаве…
Ступеньки! Пятнадцать, может быть, двадцать. Выбитая в камне лестница. Её сделали люди, жившие задолго до Христа, фараонов, майя, инков и ацтеков.
Фрэнчи начала было, вцепившись в Маккенну, снова задыхаться и хныкать.
— Хватит раскисать! — рявкнул Маккенна, хватая девушку за плечи и хорошенько встряхивая. — Смотри сюда! Это ступеньки, поняла? Ступеньки! Им тысячи лет. Молись, чтобы они привели нас в какое-нибудь интересное местечко. Давай, девочка, шевелись, мы пока — не покойники!
— Глен, я больше не могу! Даже одной ступеньки мне не одолеть. Я никогда не поднимусь на эту гору. Да ещё по этим крошечным зарубкам…
— Эти, крошечные, куда лучше, чем те большие, что остаются от топора Хачиты. Мы должны забраться на скалу, Фрэнчи. Не так уж она крута, как кажется.
— Я постараюсь, Глен. Но, знаешь, я не слышу за спиной никакого шума. Не слышу с тех самых пор, как мы начали взбираться по расщелине. Может, подождём и посмотрим?
Но Маккенна не собирался лезть вверх без неё. Хотя и знал, что ступеньки — не тропа, так просто девушку по ним не подтолкнёшь. Она должна это сделать сама, но даже тогда им понадобится везение, чтобы не сверзиться вниз. Доисторический человек был проворен, как обезьяна, и вырубал эти ступени не для двуногих девятнадцатого столетия от рождества Христова. Индейцы племён зуни или пуэбло могли устраивать на них спортивные состязания, биться об заклад, кто быстрее поднимется, или похваляться ловкостью перед возлюбленными. Но Глену Маккенне и Франчелии Стэнтон эта древняя лестница грозила гибелью на дне каньона.
Но всё равно. Лучше падение, чем топор Хачиты.
— Фрэнчи, — начал рыжий старатель, — ты когда-нибудь видела, как кошка играет на поляне — там, где, возможно, водятся мышки? Она прыгает, скачет… В общем, ведёт себя довольно игриво и не пытается прятаться, пока не объявится мышь. Зато потом она не издаёт ни звука. В мгновение ока игра превращается в охоту. Теперь слушай: там, внизу, — он указал на узкую горловину расщелины, — Хачита, который вышел на охоту.
— Но он казался таким милым, простым, немного печальным…
— Он — апачская кошка, а мы — белые мыши.
— Так ты думаешь, что сейчас он где-то крадётся? Охотится за нами?
— Не думаю. Знаю. Значит, так: мы либо забираемся по этой каменной стене, либо ждём его здесь. И делать выбор предстоит сейчас, детка: лестница или топор?
Фрэнчи содрогнулась. И всё же попыталась улыбнуться. Увидев это, Маккенна с гордостью прижал девушку к груди. Так старший брат ободряет младшего.
— Ну, вот и славно. Женщины — первые…
Ступени находились на расстоянии трёх-четырёх футов друг от друга и шли зигзагообразно. Всего их было двадцать две, и поднимались они на сорок футов вверх. Дважды девушка оскальзывалась, и непременно упала бы, если бы жилистые руки Маккенны не поддерживали её снизу. Сам он взбирался по каменной лестнице с такой лёгкостью, словно сам вырубал её. Но восхождение заняло целых десять минут. Время, которое им ни в коем случае нельзя было терять, было потеряно.
Добравшись до площадки, Глен постарался привести мысли в порядок — и не смог. Утреннее солнце душило его. Язык распух, сердце билось о рёбра, словно безумная птица о прутья клетки. Надо было подняться, выпрямиться, надо было что-нибудь сделать.
Но человек не может жить без воздуха. На такой высоте, в такой жаре, после быстрого подъёма, который они с Фрэнчи только что совершили, человеческое тело отказывало повиноваться, требуя: воздуха, воздуха! Маккенну хватило лишь на то, чтобы оторвать голову от камней и взглянуть на Фрэнчи. Девушка не шевелилась.
Пока они, обессиленные, лежали на площадке, в поле их зрения появился Хачита. Апач увидел их и полез вверх. Запоздало услышав его шаги, Маккенна с трудом поднялся на колени и в отчаянии попытался отыскать валуны, которые древние индейцы обычно держали наготове, чтобы скатывать их на головы врагам. Камни кругом были не больше кулака. Маккенна загородил Фрэнчи собой и помог подняться.
— Глен, смотри! — вдруг закричала девушка, указывая вверх по расщелине. — Лестница!
Невероятно, но правда. Напротив крутого обрыва, не дальше, чем в сотне футов от них, стояла грубая деревянная лестница, вроде тех, что использовали предки индейцев пуэбло. А на ней — ещё одна, прислонённая к тёмному входу в пещеру — либо естественную, либо сделанную человеческими руками каверну.
Если им удастся взобраться на вторую лестницу, а затем втянуть её за собой — Хачите до них не добраться. В тишине прохладной пещеры они пересидят того, кто ждёт их на раскалённом камне.
Там, наверху, возле тёмного входа, Маккенна разглядел нежную зелень той разновидности мха, которая в этих иссушенных солнцем землях росла только в одном месте. Значит, там, наверху, есть вода!
Он сказал об этом Фрэнчи и увидел, что девушка будто ожила. Они уже добежали до нижней лестницы, когда Глен, обернувшись, увидел: над краем площадки показалась голова Хачиты. Старатель рассмеялся в голос и послал великану обидный эпитет на языке апачей. Индеец, ещё не понимая, что проиграл, неуклюже, но плавно, словно медведь гризли, вспрыгнул на площадку и кинулся к беглецам. От него пахло потом и смертью.
— Аккуратнее, Фрэнчи, — процедил Маккенна сквозь зубы. — Пока что ему нас не достать. Давай… ступеньку за ступенькой… осторожнее. И не смотри вниз. Я — за тобой.
Девушка кивнула и отвернулась. Она поставила ногу на первую ступеньку, взявшись за вторую обеими руками… Фрэнчи взобралась уже на три ступени, и Маккенна подтягивался за ней, когда четвёртая, словно насмехаясь над беглецами, треснула и разломилась под ногой девушки. Фрэнчи свалилась Маккенне на плечи, сверху на них посыпались обломки лестницы.