Золото Маккенны
Шрифт:
— Скорее! — она брызгала слюной и давилась словами. — В камыши! Этот громила добьёт Микки и кинется искать нас с вами! Плывите же, остолопы!..
Маккенна с Фрэнчи поплыли.
Они плыли, ныряли, гребли, торопясь уйти от смерти; выскочили в тростники, а затем кинулись вверх по склону, намереваясь укрыться в скалах возле тропы. Обернувшись, Маккенна увидел, что Хачита склонился над Пелоном; увидел, как сверкнуло лезвие томагавка, когда индеец высвободил его из груди бандита; как апач повернулся и направился к Микки, стоявшему на четвереньках и пытавшемуся встать, чтобы убежать от надвигающейся погибели — одна нога кавалерийского разведчика была перебита в колене выстрелом Маль-И-Пай; увидел, как подбитый парнишка сделал один, два, три мучительных шага и отвернулся, когда Хачита, подбросив топорик в руке, метнул его в жертву. Шотландец не видел, как и куда он вонзился. Только услышал. От этого звука его чуть не стошнило.
— Вот чёрт! — прошипела от ближайшего нагромождения скал Маль-И-Пай. — Скверный бросок. Микки как раз стал поворачивать голову, чтобы взглянуть, что делается за спиной. Лезвие вонзилось прямо в рот, застряло в нижней челюсти. Глянь, так и ходит вверх-вниз! А ведь маленький паршивец пытается ещё что-то сказать Хачите. Интересно, что?
— Боже, — пробормотал Маккенна. — Хватит, пошли! Я сказал — уходим!
— Наверно, он просит, чтобы Хачита вытащил томагавк.
— Я же сказал, мамаша — хватит! Пошли скорее!
— Я была права. Хачита берётся за топорище… и вот вынима-ает!..
— Маль-И-Пай, ты как хочешь, а мы уходим!
— Всё, слишком поздно. Я так и знала. Когда лезвие входит под таким углом, вытаскивать его нет смысла. Хотя нет, я ошиблась. Хачита вынимал томагавк не ради Микки Тиббса — для нас. Вот он!
Маккенна снова посмотрел на ту сторону потока и увидел, что так оно и есть. Гигант вошёл в речушку и пошёл вброд — там, где беглецам приходилось плыть или окунаться с головой, вода доходила апачу лишь до груди. Глаза его были прикованы к зарослям и хаосу скал, в которых исчезли белые и Маль-И-Пай. Глубоким, низким голосом он тянул жуткую скорбную песню.
— Что это за молитва? — тихо спросил Маккенна.
— Никакая это не молитва, — ответила Маль-И-Пай. — Это песня. Ты бы должен её знать, Голубоглазик. Ты что, не слышишь, какие в ней слова? «Зас-те, зас-те, зас-те» — снова и снова. Это — песня смерти…
— Мать! — взмолился Маккенна, оглядывая беспомощно скорчившуюся на камнях Фрэнчи Стэнтон. — Куда же нам теперь?
— Не знаю. Довела вас сюда, а куда дальше — не знаю.
— Хоть нож у тебя остался?
— А, чёрт! Обронила. Поднимала ружьё и обронила.
— Боже! У нас даже ножа нет!
— У Адамса с Дэвидсоном его тоже не было.
— Но у них были ружья!
— Ну, значит, у Брюера. У него даже зубочистки не было, когда он карабкался в дыру, что над нами.
Она ткнула скрюченным пальцем через плечо на узкий утёс за их спинами.
— Вот оно что! — прошептал Глен. — Ты имеешь в виду ту расщелину над Наблюдательным Пунктом. Брюер спасся именно в ней. Может…
— Хватит болтать — бежим! — скомандовала старуха, подбирая юбки. — Только не надейся, что нам повезёт, как Брюеру. Не забывай, что Хачита только думает туго; с томагавком он управляется — любо-дорого посмотреть.
— Пошли, Фрэнчи, — сказал Маккенна. — Ползём на тот уступ. Наша старушка отыскала нам укромное местечко…
Девушка, дрожа, прижалась к шотландцу:
— Прости меня, я вела себя глупо. Я, конечно, постараюсь сделать, что могу, но, по правде сказать, мне до смерти страшно.
— Лезь, — сказал Маккенна. — И молись.
И вот началось восхождение. На такие утёсы Маккенна взбирался постоянно в течение одиннадцати лет, что жил в этих местах; он был закалён и полон сил — мужчина в расцвете лет. Фрэнчи же, хоть и казалась худышкой, в выносливости могла потягаться с любым мужчиной; да и страх подгонял её. А вот старуха сразу же стала отставать, пыхтя всё дальше и дальше за их спинами.
Возле Наблюдательного Пункта Маккенна обернулся. Отсюда он увидел и Маль-И-Пай, и Хачиту. Он понимал: станет ждать скво — не успеет укрыть Фрэнчи в расщелине. Если придёт время выбирать — умереть придётся старухе. К счастью, Хачита избавил шотландца от необходимости делать такой выбор.
— Старая, — крикнул воин, — тебе нечего меня опасаться. Можешь не бежать. Ведь ты — из наших. Я не трону тебя. Подожди! Остановись! Не вздумай стоять рядом с этими белыми, когда я их поймаю. Пожалуйста, мамаша…
Скво остановилась. Она оглянулась на лезущего за ней апача, а затем глянула вверх, на карабкающегося Глена Мак-кенну, и помахала ему рукой.
— Не останавливайся, Голубоглазик. У меня есть право на вель-котка-эль-кек. Ты знаешь наш закон.
Маккенна знал. Это апачское изречение означало право безнадёжно раненому остаться сзади, чтобы задержать врага. Произнося его, человек заявлял о том, что остаётся, и приказывал своим товарищам уходить. Конечно, Маль-И-Пай не была ранена. Но старые лёгкие саднило от нехватки воздуха, ноги дрожали от усталости. Бородач быстро помахал в ответ.
— Мы поняли тебя, мамаша. Прощай!
Он полз на четвереньках, спотыкаясь и обдирая руки, но продвигался вперёд: лёгкие болели, икры и бёдра ныли. Но Фрэнчи уже ждала его на Наблюдательном Пункте, а до спасительной расщелины оставался всего один поворот тропы.
— Старуха осталась, чтобы задержать Хачиту, — задыхаясь, объяснил шотландец девушке. — Ей он ничего не сделает.
— Дальше я не пойду, — отрезала Фрэнчи. — Без неё не пойду!
— Она это сделала для тебя. Ты должна. Ступай!
— Нет, не пойду!
Маккенна ударил её по лицу. Фрэнчи едва не свалилась со скалы, но в последний момент удержалась и снова обрела равновесие. Пристально глядя на Маккенну, она вытерла кровь с лица.
— Лезь, — приказал старатель. — Тут вам не игрушки, мисс. Давай вперёд и поберегись, чёрт побери, оглядываться. И главное — говорить.
Он развернул её лицом вперёд и подтолкнул вверх по тропе. Фрэнчи покачнулась, сделала пару неверных шагов и снова чуть не упала. Но Маккенна стоял наготове и новым тычком подтолкнул девушку вперёд. На сей раз она всё-таки упала. Шотландец прыгнул к ней, как дикий кот, подхватил, швырнул вверх по тропе и, проклиная всё на свете, ругаясь, изо всей силы хлестнул Фрэнчи по ягодицам.