Золото мое
Шрифт:
Он уже взбирался по выгоревшему сероватому склону своего холма, погруженный в тяжкие, мерзкие, удручающие раздумья. Так ушел в себя, что пару раз споткнулся и не сразу услышал, как его окликнули.
Парень, догонявший его, пыхтя, взбирался следом — быстро, почти бегом. Гийом сначала не узнал его против света — за спиной окликнувшего как раз восходило солнце, превращая его в темную фигурку, черного человечка. Но сомнений не было — он окликал Гийома по имени, и не на франкский манер, а по-окситански, так, как было правильно.
— Эй! Гилельм! Погоди-ка!
Юноша подождал, крепко упираясь ногами в натоптанную дорожку — которая, однако, слегка подрагивала под кожаными скользкими подошвами. От Ришаровой обличительной речи он совсем было забыл про Риго
Он был не аквитанец — нет, чернявый провансалец откуда-то с берегов Дюрансы. Под Акру Риго, а по-нашему — Ригаут, прибыл с имперским отрядом как раз тогда, когда Гийом был в плену; так что встречаться они успели немного раз, все больше мимолетно. Непонятно, что могло бы их связывать — кроме соседства по лагерю… и единого языка. Гийома давно так никто не называл — Гилельм. (На самом деле не так уж давно, со смерти дяди Жофруа, но всего-навсего за год столько всего случилось, что юноша успел отвыкнуть.)
Для длинных ног Риго дорога оказалась вдвое короче, чем для Гийомовой семенящей с горя походки.
— Привет, — тяжело дыша и улыбаясь во весь рот, тот протянул ему руку — длиннопалую и смуглую, с ровно остриженными светлыми ногтями, на которых почему-то задержалось Гийомово внимание. Риго был Гийома, по общему ощущению, постарше лет на пять. И повыше на полголовы.
— Привет, — недоуменно отвечал тот, пожимая протянутую ладонь и настороженно глядя; весь его вид, всклокоченный и несчастный, не подавал повода думать, что Гийому нужна компания. Он просто стоял и ждал, что будет дальше.
Ригаут коротко стиснул Гийомову светлую руку — в своей, темной и гладкой, не топорщившейся мозолями, как, например, у Алендрока. Задержал на пару секунд дольше, чем нужно для пожатия. Почему-то снова Гийома одолевало чувство, что тот над ним смеется. Или чего-то выжидает. Он слегка потянул ладонь к себе — из цепкой хватки нового знакомца; ему на миг показалось, что Риго хочет не то поцеловать ему руку (дикая мысль), не то — укусить.
Провансалец легко выпустил его и просто зашагал рядом, так по-свойски, будто они дружили уже много лет. Гийом взглянул искоса, жалея, что не имеет склонности прямо спрашивать — «Чего тебе надо?»
— Мы же с тобой соседи, — непосредственно сказал Риго, снова встряхивая — такая у него, похоже, привычка была — черноволосой головой. — Наш шатер — во-он, видишь, полосатый, черный с желтым? Рыцаря звать Эскот де Белькер. А меня, стало быть, Ригаут.
— И что с того? — не выдержал Гийом, оборачиваясь наконец. Риго смотрел на него прямо и насмешливо, причем не в глаза, а куда-то в середину груди, словно бы двигая взгляд по треугольной траектории: правый висок — грудь — левый висок… И все так же улыбался. Зубы у него были белые и ровные.
— Да ничего. Просто — соседи, надо бы и знакомство свести. Как тебе понравилась нынешня обличительная речь… э-э… нашего Ришара-пуатевинца?
Так назвать короля Гийому бы никогда не пришло в голову. Он даже не сразу понял, о ком шла речь. А когда понял, снова покраснел, так что иерусалимский крестик проступил белым следом, как от птичьей лапки.
— Король Ришар сказал… очень благочестиво.
— Да брось ты, — Риго, просто сияя улыбкой, махнул рукой. Одет он был немногим слишком вольно для мессы — в нижнюю рубашку с широким воротом, открывающим смуглые ключицы, безо всякой верхней одежды — только на ногах в синих шоссах красовались высокие облегающие сапожки. — Да брось ты, скажешь тоже. «Благочестивый король Ришар». Это он после Мессины вдарился в благочестие, вот и злобствует на кого попало… Потому что сам от жары бесится. Аки лев рыкающий.
Гийомовы проклятые уши начинали гореть под шапочкой волос. Он толком не понимал, о чем ему говорит спутник — но смутное ощущение чего-то грязного, неприличного и неправильного не давало ему переспросить, что же такое изрек этот смеющийся рот.
— Ты не знаешь, что ли? — с ненатуральным каким-то изумлением переспросил Ригаут, резко останавливаясь и прищуривая глаза. Гийому бы продолжать путь — но он волей-неволей тоже остановился, беспомощно оглянулся на спутника.
— Ришар сам не прочь позабавиться с мальчиком, — прямо и бесстыдно пояснил тот, упираясь узкой рукой в бок и со странным интересом наблюдая за сменой выражений на Гийомовом лице. Гийом, на глазах которого сейчас происходило что-то вроде святотатства, даже не сразу сообразил, как ему надо реагировать, только приоткрыл рот. — Да это все знают — что наш король Львиное Сердце больше любит мужчин, чем женщин! Бедная его супруга Беранжера. Знаешь, Гилельм, что рассказывают про него и про короля Филиппа-Августа, который сейчас, кстати, совершенно оплешивел? Или про трубадура Жана из Нейи, по прозвищу Блондель? А в Мессине, например…
Гийом не выдержал. Он, правда, не знал, что правильнее сделать — броситься на оскорбителя короля и покатиться, сцепившись с ним, вниз по склону, или дождаться вечера, все обдумать — и горделиво бросить перчатку, или просто рассказать кому-нибудь из королевских людей, какие слухи распускает грязный сплетник Риго из Белькера… Однако ноги его и язык уже решили все за него.
— Замолчи… ты… негодяй! — крикнул он срывающимся голосом, стремительно разворачиваясь и едва не затыкая уши; пожалуй, все-таки более позорно было бы бежать — чем так уйти, очень быстро, но все-таки не бегом, чувствуя, как мозги под волосяным покровом так и кипят от возмущения. Никогда у Гийома не было полезного искусства — холодным и остроумным ответом срезать зарвавшегося собеседника; он обычно или кричал на него, или уходил, а потом, оставшись в одиночестве, с трудом гнал от себя множество более правильных, но запоздалых вариантов. Например, можно было бы сказать так… Или так… Да только что толку, после драки кулаками не машут. Понятно одно — вряд ли Ригауту-провансальцу удастся с ним, Гийомом, вскоре сдружиться. На что тот, кажется, рассчитывал. И только тогда, по аналогии, Гийом вспомнил, кто в его жизни смотрел таким же взглядом, холодно-изучающим: старик катиб на невольничьем рынке в Акре. Перед тем, как взять его руку своей, узловатой, с крашеными кончиками пальцев, и посмотреть на кисть…
А Ригаут не поспешил за ним вдогонку. Он постоял, прищурившись, глядя маленькой и злой удаляющейся фигурке в затылок, блестящий, как золотой безант. Усмехнулся. И так, усмехаясь, принялся небыстро взбираться по склону, тихо насвистывая какую-то жонглерскую мелодию.
Гийом не обманулся в своих ожиданиях — противный Риго снова появился у него на пути тем же самым вечером. Был он из тех парней, которые не отстают, пока не добьются своего, и Гийомов дядюшка, царство ему небесное, определил бы чернявого провансальца словами «скользкая бестия, без масла куда хочешь пролезет». Будь жив Жофруа, он нашел бы и способ отвадить незваного гостя раз и навсегда; но Гийом, к сожалению, на своего дядю походил только цветом волос. И потому, когда, разгибаясь от раздуваемого костра, он обнаружил Риго в двух шагах, как ни в чем ни бывало сидящим на земле, обняв себя за колено — только и смог, что закашляться от дыма. Черноволосый парень словно бы материализовался из воздуха, подобно демону: Гийом мог поклясться головой, что миг назад его тут еще не было.
Риго, на этот раз приодевшийся в суконную зеленую котту, сидел и улыбался еще шире, чем поутру. Гийом яростно смотрел ему в глаза несколько секунд, но не нашелся со словами и снова наклонился к огню. Если на него не обращать внимания, может, он уйдет. Осознав наконец, что он здесь не нужен.
Костер уже весело горел, выкидывая вверх длинные искрящиеся языки пламени. Гийом, сосредоточенно сопя, засыпал в воду крупу, приладил котелок над огнем. В сторону Риго он старательно не смотрел — но чувствовал насмешливый и пристальный взгляд, сопровождавший каждое его движение. В кои-то веки он заскучал по Алендроку — хоть бы тот скорее вернулся.