Золото народа
Шрифт:
– Вот, зараза яка, – выбирая битое стекло, запричитал он. – Разбылась!..
– А что ж ты, Володя, её не вытаскивал? – спросил бригадир. – Вот за это бог тебя и наказал.
– Да то тёща самогон из Украйины видправыла. Думал, на день народжэння. И ось бачытэ, не довиз. Шо то за водила такый! – перевёл он разговор в другое русло. – Дрова вин вэзэ, чи шо? Ну Васыль! Ну зэмэля!
Ему так было жалко разбитую бутылку самогона, что он ещё долго страдал, ругая и проклиная всех, кого только мог, и аж до третьего колена – родственников водителя. Но оказалось, что в том же
– Иван, москвич, – позвал его Петруха, – ты что, так, в кроссовочках пойдешь? Сапоги-то у тебя есть?
Сапог у Ивана не было. Как-то так само собой получилось, что эти кроссовки были у него на все случаи жизни.
– Ну ты что! – с удивлением в голосе сказал Петруха, изобразив на лице гримасу. – Тебе своих ног не жалко?
Он полез в потертый рюкзак и один за другим вытащил резиновые сапоги.
– На, возьми. Потом встретимся, отдашь. Портянки там внутри.
Сначала Иван хотел отказаться. «Тоже мне, осчастливил. Больно мне они нужны, да еще небось с вонючими портянками». Однако быстро сообразил, что выкинуть всегда успеет, и положил сапоги в рюкзак.
– Там, кстати, на озерах сейчас Колька Клочков рыбачит. Он постоянно туда мотается. Что там летом можно делать, не пойму. Но, видать, ему нравится. Встретитесь, он тебе поможет. Мимо него всё равно не пройдешь. Его зимовье прямо на тропе стоит. Это наш прораб поселковый. Мужик что надо, таёжник. Увидишь – передай привет от Петра Нестерова. – Петруха показал на себя.
Сразу за деревянным мостом, перекинутым через бурлящую реку, Иван вышел из вахтовки. На прощание Роман сделал наставление и посоветовал не рисковать. Уже перед самым отъездом он отдал свою ракетницу и десяток ракет.
Машина уехала, а Иван остался на пустой трассе. На его карте это место значилось как посёлок № 7. Дальше по трассе был 8-й поселок, и 10-й, и 12-й. Так до конца планшета, через определенные расстояния, как автобусные остановки на маршруте, в безлюдных местах стояли посёлки. У человека, к которому впервые попадала такая карта, это вызывало недоумение. Как Ивану сказали геологи, номерными посёлками были показаны бывшие лагеря заключенных. Не нанести их на карту топографы не могли. Да и вообще, что же это за карта, если на ней не всё показано? Вот таким образом пришлось засекретить эти лагеря, и на долгие годы их спрятали от посторонних глаз.
На месте посёлка Иван нашел большой полуразвалившийся пятистенок. Он стоял на краю поляны, заросшей кустарником и редкими деревьями. Оглядевшись, Иван определил, что когда-то здесь была большая площадка. С одной стороны её граница проходила по крутому обрывистому берегу реки, а с другой – прижималась к обрывистым скалам. Возле них сейчас была проложена эта северная трасса. На площадке уже вырос могучий лес, тянулся вверх и подлесок. И только по полусгнившим бревнам и густым зарослям иван-чая Иван определил, где стояли бараки. Получалось, что их было три.
У каждого лагеря, стоявшего вдоль строящейся трассы, был свой участок работы. Вручную и на тачках носили и возили заключенные камни и землю, отсыпая будущую дорогу, которая, по замыслам дальстроевских проектировщиков, должна была проходить именно по этим глухим местам – по неведомым ранее горам и долинам, через реки и болота. Как на фронте, каждая пядь земли стоила заключённым жизни. Многим узникам так и не довелось увидеть конца этой огромной стройки, но зато теперь она стала памятником мертвым и напоминанием живым о всех погибших.
Иван прошёлся по периметру площадки и на одном углу нашёл остатки упавшей сторожевой вышки. Почерневшие и полусгнившие от времени доски и столбы валялись на ржавой колючей проволоке, которая змеёй обвивала их вокруг.
Денно и нощно, в дождь и в снег, сменяя друг друга, стояли здесь часовые. Стояли в этом богом забытом месте, чтобы охранять бесправных, замученных непосильной работой и нечеловеческими условиями жизни заключенных. В случае побега или неповиновения с этой вышки первой приходила смерть. Сторожевая вышка так же, как охрана, исправно несла службу. Теперь она валялась на земле, поверженная и убитая колючей проволокой.
– Вот она, расплата! Хоть поздно, но она пришла. – Иван наступил на гнилую доску, она хрустнула под ногой, запахло плесенью.
Остатки этого лагеря непосвящённые воспринимали как обыкновенные развалины, каких хватает повсюду. Но всё равно чем-то холодным и мёртвым веяло от этого грешного места. Как-то непроизвольно передавалось то гнетущее состояние, которое когда-то испытывали жившие здесь люди. Временами у Ивана мороз пробегал по коже, от боли щемило сердце.
«Сколько же было таких лагерей? – ковыряясь в траве, думал Иван. – Сотни, тысячи. Да что там тысячи! Вся страна была огромным лагерем, опоясанным такой же проволокой».
Глава 4
Борис до мелочей продумал план поисков, которые хотел провести в квартире деда. Искать можно было прямо сейчас, но все дело упиралось в металлоискатель, а где его взять, не вызывая лишних вопросов и подозрений. А пока Борис решил начать поверхностный осмотр.
«Мои старики тут, конечно, уже покопались, но, я думаю, ничего они не нашли. Дед был не так прост, как некоторым казался. Это он с виду вроде бы обыкновенный старикашка, а что у него было в душе – одному богу известно. У таких обычно всё хорошо спрятано. Небось где-нибудь в стене тайничок устроил. А может, и под полом».
Борис всё осмотрел и на миллиметровке составил детальный план квартиры. Разноцветными фломастерами он вынес самые перспективные места, где, по его мнению, можно было найти этот тайник. Красным цветом на нём были обозначены кабинет, ванная, туалет и кладовка. Их он считал объектами первоочередных поисков. Кухня и большая комната были обведены синим фломастером. Коридор – желтым. На него, как на объект третьей очереди, он надежд не возлагал. Прятать там было негде: мебели нет, стенки тонкие, пол на самом ходовом месте – вскрывать его мог только совсем ненормальный. На другой план, как он сам его назвал, – пообъектный, Борис нанес все, что находилось в каждой комнате. Здесь была показана мебель, коробки и разный хлам.