Золото скифов

Большая семья Гавриловых – папа, мама и семеро детей – оправилась в поход вокруг озера Мойнаки. Вообще-то озеро было лиманом и примыкало к морю так плотно, что в одном месте остался лишь узкий перешеек. Но всё равно его почему-то называли озером.

Сейчас, в начале июня, немало горожан выехало сюда на пикники. Повсюду на перешейке стояли раскладные мангалы – или без мангалов над углями на шампурах жарилось мясо. Аппетитные запахи отвлекали юных Гавриловых от похода. Дети то требовали пить или есть, то устраивали сидячую забастовку. Поход, длившийся уже три часа, им порядком поднадоел. Папа Николай, которому то и дело приходилось тащить кого-нибудь из младших на руках и выслушивать капризы старших, ворчал, что для современных детей нужны гуляльные кандалы.

– Всё замечательно! Мы на свежем воздухе! Ты же всегда рассказываешь в интервью, что любишь походы! – успокаивала его мама Аня.

Она шла самой первой. Порой останавливалась и то выуживала из травы красивую ветку, то поднимала с песка ракушку. У мамы были уже заняты руки и полны все карманы, так что, когда она брала что-то одно, что-нибудь другое у нее обязательно падало. Все эти вещи нужны были маме для поделок. Папа и дети смотрели на нее с беспокойством. Они помнили, как в прошлый раз мама нашла замечательную гранитную глыбу и не успокоилась, пока они не забрали ее с собой.

– Такая чудная маленькая глыба! Поднималась со дна моря, откалывалась от скалы и ждала нас на этом месте восемьсот миллионов лет! Неужели мы отвернемся от нее и пройдем мимо?

Разумеется, отказать глыбе, прождавшей их так долго, было невозможно. Гавриловы попытались погрузить ее на детскую коляску, но в коляске что-то треснуло, и глыбу пришлось катить по асфальту километров пять.

За мамой аистом вышагивал старший сын Гавриловых одиннадцатиклассник Петя. По сторонам не смотрел, а глядел на экран телефона, по которому перемещалась точка гугл-карты. Пете важно было уличить карту в неточности.

– Это что тут на карте? Грунтовка! А по факту тут что? Асфальт! Врет карта! – то и дело восклицал он.

У Пети в последние месяцы была тяжелая полоса. Чем ближе к ЕГЭ и к поступлению, тем хуже у него становилось настроение. Папа и мама не знали, как его приободрить. Петя регулярно повторял, что удовольствия нет, счастья нет. Предстоящая взрослая жизнь – сплошное уныние и вечная работа. Никаких просветов.

Мама Петиной хандры не разделяла и всячески пыталась его растормошить, одновременно создав ему рабочую атмосферу. Она и одеялом ему угол выгораживала, и загоняла его на старый шкаф, где можно было лежать как на кровати. Но Пете почему-то и за одеялом не работалось, и на шкафу не сиделось. Часа два занятий – и его мозг отключался. Он начинал искать виноватых и, конечно, легко обнаруживал их среди братьев и сестер. Но странное дело: когда Пете никто не мешал, например все братья и сестры были на улице, то он сам бродил по дому и искал того, кто бы ему помешал и оказался виноватым в том, что он не готовится.

Вика, четырнадцатилетняя сестра Пети, захватила с собой в поход двух цвергпинчеров – Вилли и Ричарда. Вести на длинных поводках двух дрожащих собачьих мужчин было не так уж и просто. Они вечно перепутывали поводки и закручивались вокруг столбов. А еще надо было следить, чтобы они не хватали с асфальта и не глотали что попало. Собачки как пылесосы втягивали любой попадающийся им съедобный предмет, а за старое крыло чайки могли даже подраться.

– А-а-а! – кричала тогда Вика, хватаясь за голову. – Что вы делаете?! А если чайка умерла от туберкулеза?!

– А раздавленная крыса, которую они сожрали минуту назад, от бубонной чумы! – ехидно говорил Петя.

Вика закатывала глаза, прикидывая, не упасть ли в обморок, но на дороге было грязно, и обморок приходилось раз за разом откладывать. Тем более что Вилли уже нашел где-то рыбий хвост и теперь поспешно им давился.

За Викой вышагивали двенадцатилетняя Катя и девятилетняя Алёна.

Катя, она же Екатерина Великая, была большая аккуратистка. В свободное время она убиралась в своей половине комнаты, складывая вещи по японскому принципу так, что они занимали удивительно мало места. Например, майка сворачивалась и становилась тоньше карандаша.

Алёна, в отличие от Кати, убираться не любила. Она любила рукоделие, а еще слушать аудиокниги и читать. Книги высились в её части комнаты полуметровыми стопками. Вещи же лежали ковром, так что самый простой способ пройти по комнате, не наступив на них, был прошагать по стопкам книг.

– Нет-нет-нет! – говорила Алёна. – Никаких уборок! Я так никогда ничего не найду! Сейчас у меня в комнате всё валяется на своих местах, а после уборки всё аккуратно лежит неизвестно где!

Катя и Алена волокли за руки семилетнего Сашу – величайшего экспериментатора в мире. Саша ныл, что устал. Поджимал ноги, укладывался на траву, но временами, вырываясь от сестер, пробегал метров четыреста или забирался на высокое дерево. Все прошли километров восемь, а Саша – километров двадцать, потому что в начале похода он все время бегал зигзагами и вопил: «Почему мы идем так медленно?!»