Золото Соломона
Шрифт:
— Вашу гипотезу опровергают свидетельства ваших собственных уст. — Теперь Исаак говорил тем высокопарным слогом, к какому прибегал в научных беседах. — Вы убедили меня, что шайка, подстроившая взрыв в Крейн-корте, сожгла царский корабль. Однако простые воры не участвуют в международных делах!
— Может быть, их наняли шведы, чтобы уничтожить строящийся корабль — это легче, чем топить его, спущенный на воду и вооружённый. А может, фанатик-московит устроил пожар по собственному почину — как пуритане стремились всячески навредить королю.
Исаак ненадолго задумался.
— Пустое занятие — предаваться спекуляциям
— Почему?
— Через несколько часов он будет у нас в руках — тогда мы его и спросим.
— А! — сказал Даниель. — Я не знал, каков наш сегодняшний план: схватить Джека-Монетчика или высадиться во Франции.
Исаак издал звук, похожий на короткий смешок.
— Мы возьмём в осаду замок.
— Вы шутите!
— Оплот якобитов, — чуть насмешливо пояснил Исаак.
— То есть в каком-то смысле действительно вторгнемся во Францию, — пробормотал Даниель.
— Можно считать этот замок осколком Франции на берегу Темзы, — подхватил Исаак, демонстрируя вкус к шутке, который, мягко говоря, не шёл к его образу. Однако (судя по смешку и capказму) за два десятилетия в Лондоне он освоил несколько приёмов светской беседы.
Например, болтать о генеалогии знатных особ.
— Вы наверняка помните Англси.
— Как я мог их забыть? — отвечал Даниель.
И впрямь, при одном звуке этого имени он проснулся окончательно, как если бы услышал, что на горизонте замечен флот Чёрной Бороды.
Впервые с начала разговора Даниель посмотрел Исааку прямо в лицо.
В юности он знал Англси как опасных придворных криптокатоликов. Патриарх, Томас Мор Англси, герцог Ганфлитский, смертельно враждовал с Джоном Комстоком, графом Эпсомским, первым из знатных покровителей Королевского общества. Комсток был «К», Англси — первой «А» в «КАБАЛе», пятёрке вельмож, составлявших правительство Карла II.
В те дни Даниель по наивности не подозревал, как прочны связи Англси с королём. Позже он узнал, что оба сына Томаса Мора Англси, Луи (граф Апнорский) и Филип (граф Ширнесский) на самом деле — незаконные дети Карла II, прижитые им с французской графиней во время Междуцарствия во Франции. Томаса Мора Англси каким-то образом убедили на ней жениться и воспитать мальчиков. Воспитателем он оказался никудышным — возможно, потому, что был занят бесконечными интригами против Джона Комстока.
Младший из двух бастардов, Луи, великолепно фехтовал и в бытность студентом Тринити-колледжа оттачивал своё умение на пуританах. Он учился там одновременно с Даниелем, Исааком и другими занятными образчиками человеческого рода, включая Роджера Комстока и покойного герцога Монмутского. Позже Луи заинтересовался алхимией. Даниель и сейчас считал, что именно он вовлёк Исаака в эзотерическое братство. Впрочем, винить его было поздно: граф Апнорский пал четверть века назад в битве при Огриме, отбиваясь рапирой от натиска сотни пуритан, датчан, немцев и прочих, пока его не уложили выстрелом в спину.
К тому времени его якобы отец, герцог Ганфлитский, давно отошёл в мир иной. Под конец жизни герцога преследовали неудачи. Разделавшись наконец с Серебряными Комстоками — вынудив Джона уехать в поместье, а остальных ещё дальше, в Коннектикут — и заняв их дом на Сент-Джеймс-сквер, он вскорости разорился по причине собственных неудачных финансовых афер, карточных долгов, наделанных
Граф Ширнесский. Титулы Ганфлит, Апнор, Ширнесс относились к землям в устье Темзы, пожалованным Англси Карлом II за какие-то заслуги во времена Реставрации. Даниель с трудом припомнил некоторые подробности. Томас Мор Англси участвовал в незначительной стычке у Ширнесской отмели, потопил десятка два несгибаемых пуритан (или что-то в таком же роде), провёл свой корабль к Норскому бую и собрал там роялистский флот.
Норская отмель расположена на слиянии Темзы и Медуэя, перед самым выходом в море. Буй в нескольких милях от форта Ширнесс служит предупреждением входящим судам. Здесь шкипер должен решить: поворачивать ему влево, чтобы, если будет на то милость Божья и приливов, подняться по Медуэю, под пушками форта Ширнесс и замка Апнор, к Рочестеру и Четему, или направо, по Темзе к Лондону. Англси не первым и не последним из захватчиков избрал Норский буй точкой рандеву. Через несколько лет то же проделали голландцы. Сторожевым кораблям на этом отрезке реки даже вменялось в обязанность при первых признаках опасности уничтожить буй, чтобы противник не мог его отыскать.
Во времена Реставрации голландская война была ещё впереди, а названия «Ширнесс» и «Апнор» звучали гордо. Однако для всякого англичанина, который к её началу уже родился и ещё не впал в детство (в том числе, безусловно, для Исаака и Даниеля), слова «Ширнесс» и «Норский буй» стали синонимами постыдного поражения, неспособности Англии защититься от вторжения с моря.
Упоминание Исааком герцога Ширнесского было типографской краской, вся предыдущая история — бумагой, на которой она оттиснута.
Двигаясь в том же направлении, они через несколько часов увидели бы Норский буй.
— Вы шутите! — выпалил Даниель.
— Если бы я наблюдал не звёзды, а людей, и философствовал не о тяготении, а о мыслях, я бы написал трактат о том, что видел на вашем лице в последние тридцать секунд, — сказал Исаак.
— Не знаю, не слишком ли большая дерзость с моей стороны вообразить, будто Уотерхаузы такие же участники истории, как Англси или Комстоки. Стоило мне подумать, что всё наконец в прошлом…
— Как вы оказались на корабле, следующем в Ширнесс, — закончил Исаак.
— Просветите меня, что сталось с Англси, — попросил Даниель.
— Теперь это французский род, с французскими титулами, унаследованными от матери Филипа и Луи. Они живут в Версале и иногда ездят в Сен-Жермен на поклон к Претенденту. Только Филип успел оставить потомство: он родил двоих сыновей, прежде чем в 1700 году жена его отравила. Сыновьям теперь за двадцать; оба ни разу не ступали на нашу землю и не знают ни слова по-английски. Однако старший по-прежнему владеет несколькими клочками земли в окрестностях Ширнесса, на обоих берегах Медуэя.