Золото Соломона
Шрифт:
— Иностранный джентльмен считает, что важно, более того, он весьма чуток к любым неувязкам в изложении. В его мире, где коммерция, по необходимости, неофициальна и малоупорядоченна, единственный способ завоевать доверие контрагента — это рассказать связную повесть.
— Здесь мистер Бейнс прав, — заметил Сатурн Даниелю. — Люди такого сорта — самые взыскательные литературные критики.
— Не будет убедительной истории — не будет доверия, а значит, и сделки. Я здесь, чтобы апробировать не ваше рыжьё, а ваш рассказ; если я не принесу сегодня захватывающую пиратскую повесть, то разговор окончен.
Со стороны камина раздался странный
Даниель перенёс внимание с непонятного старика на более насущное: мистера Бейнса (который по-прежнему что-то вещал про иностранного джентльмена) и пустой стул.
Даниель мотнул головой и посмотрел снова: стул и впрямь был пуст.
Мистер Бейнс только сейчас понял, что Сатурн исчез. Они с Даниелем принялись оглядывать комнату, полагая, что их собеседник встал размять ноги или отнести пустую кружку.
За окном смеркалось, но даже в полутьме было видно, что Питера Хокстона здесь нет.
Что-то заслонило сумеречный свет с улицы. Женщины, сидевшие перед кружевной занавеской, вскочили. Одна левой рукой подхватила юбки, а правой принялась расчищать себе дорогу к ближайшему выходу. Судя по лицу, она хотела бы завизжать, но была занята более неотложным делом, поэтому с губ её сорвалось лишь какое-то бессвязное уханье.
На мгновение стало совсем темно, затем Даниель печёнкой почувствовал, как что-то тяжёлое ударило по окну. Сломанные доски зашагали по комнате, кувыркаясь и подпрыгивая в потоке битого стекла.
Он вскочил. На него бежали люди, много людей, потому что полкомнаты заняло что-то тёмное, вдвинувшееся в пролом на месте окна. Даниель метнулся было в угол, зная, что в давке первым окажется под ногами, но тут рядом что-то зашипело и комнату выбелило адским светом. Из мрака вырвались лица, хор белых овалов, ртов, разверстых не в пении, а в крике. Потом разом взметнулись руки и локти, заслоняя глаза. Каждый теперь норовил пробиться к стене, налетая на мебель и друг на друга; сбившись по краям комнаты, все остановились.
Теперь середина помещения была пуста, если не считать опрокинутых стульев, и Даниель наконец увидел, что въехало в окно.
То был фургон вроде тех, в каких перевозят золотые и серебряные слитки, только превращённый в таран и выкрашенный в непроницаемый чёрный цвет. Лишь одна часть вырисовывалась чётко: серебристая эмблема на лбу стенобитного Овна, вырезанный из стали силуэт бегущей борзой.
С обеих сторон фургона распахнулись дверцы, в пол со стуком ударили добротные сапоги. Даниель видел мало, но слышал бряцание шпор и звон вынимаемых из ножен стальных клинков: свидетельство, что шалман Энгуса удостоен визита знатных особ.
Даниель полуобернулся к источнику света, прикрывая глаза ладонью, и взглянул на мистера Бейнса. Тот потерял вставные зубы, от чего сразу стал очень старым и беззащитным. Из всех удивительных впечатлений, обрушившихся на мистера Бейнса в последние десять секунд, вниманием его полностью завладело одно: эмблема с бегущей борзой. И не только на фургоне: у людей, которые высыпали из него и теперь обнажёнными шпагами загоняли посетителей Энгуса в углы, были такие же на груди.
Пустой фургон оттащили в сторону. Трактир внезапно стал придатком Солсбери-сквер.
Он выехал на середину комнаты, натянул поводья и привстал в стременах, явив взглядам серебристую борзую на груди мундира.
— Государственная измена! — объявил он голосом таким зычным, что его должны были услышать на другом конце площади. — На колени, все!
И люди, и животные, когда они напуганы — буквально до помрачения рассудка, — либо цепенеют, либо бросаются наутёк. До сей минуты мистер Бейнс пребывал в оцепенении. Теперь инстинкт приказывал ему бежать. Он подскочил и кинулся прочь от своры серебристых борзых. При этом он повернулся лицом к камину, и свет, словно пылающее вулканическое облако, бросил его сперва на колени, потом на четвереньки.
То ли у Даниеля привыкли глаза, то ли свечение постепенно слабело. Теперь он видел, что старик-сифилитик исчез. Одеяла упали, как сброшенная змеиная кожа.
Того, кто стоял на месте старика, девяносто девять из ста обитателей христианского мира приняли бы за ангела с развевающимися белыми волосами и огненным мечом. Даже Даниель чуть не поддался такой мысли, однако в следующее мгновение рассудил, что это сэр Исаак Ньютон со скипетром горящего фосфора.
За час, прошедший с появления курьеров королевы в питейном заведении Энгуса, органам чувств Даниеля предстало множество ярких и необычных сцен. Однако когда ему наконец представился случай посидеть и подумать (а именно в гальюне небольшого трёхмачтового судна, стоящего на якоре недалеко от Блэкфрайерс, где он выпустил в Темзу превосходную какашку), всё удалось свести к следующим основным фактам.
Исаак бросил в камин пригоршню какого-то химического порошка; поваливший из трубы густой дым стал для курьеров королевы сигналом к атаке.
Питер Хокстон и Энгус сбежали через потайной лаз, ведущий из кухни в подвал соседнего дома, оттуда через чёрную дверь во двор курятника, дальше через стену в бордель, из борделя в трактир и оттуда вновь запасным ходом в проулок. (Всё это курьеры королевы узнали, повторив их путь и опросив свидетелей.)
Восточным концом проулок упирался в кладбище за Брайдуэллом. Здесь, между могилами безвестных шлюх, Энгус и Питер Хокстон разошлись, и каждый скрылся своим путём.
Болячки у глаз и рта Исаака были фальшивые, слепленные из загустевшего сока бразильской гевеи.
Капитан курьеров — тот самый, что въехал в трактир верхом на коне, — оказался мистером Чарльзом Уайтом, любителем травить медведей и откусывать уши.
Посетителей трактира курьеры, хорошенько пугнув, отпустили восвояси, а сами, захватив Даниеля, Исаака и мистера Бейнса, пронеслись по тупику так же резво, как до того Энгус и Сатурн. Перед ними, сразу за кладбищем, высился Брайдуэлл — бывший королевский дворец, давным-давно отданный беднякам, наполовину сгоревший во время пожара, наполовину отстроенный заново. Даниель никогда толком его не разглядывал, да и зачем? Однако именно так, наверное, Брайдуэлл выглядел лучше всего: в синих сумерках, отмежёванный сырым погостом от жительниц прихода святой Бригитты. Пока отряд нёсся по тупику, Даниелю мнилось, что сейчас они лобовой атакой возьмут Брайдуэллский дворец: промчатся галопом по кочковатому гласису некрополя, вышибут двери и сгонят в кучу шлюх. Однако в последний миг они свернули на Дорсет-стрит и поскакали прямо к открытому дровяному складу на берегу Темзы.