Золото Советского Союза: назад в 1975
Шрифт:
— Здравствуй... те.
Я во все глаза смотрел на вошедшего мужчину. Отец. Именно такой, каким запомнился мне-пятилетнему. Небритый. Усталый. С покрасневшими от недосыпа глазами. Батя, родной. Какой же ты молодой, лет на двадцать меня моложе.
— Ну чего молчим? Мне сказали ты прямо требовал меня для разговора. Или передумал? Тогда я спать пошёл. Завтра ещё неизвестно сколько отмахать придётся по тайге.
— Подождите. Я понимаю, вы устали, но суть сразу скажу, а подробности можно и завтра.
– Говори, — снова присел отец.
— Первое — вот.
Я скинул кирзач и размотал портянку. С глухим стуком брякнулся о деревянный
— Что это? — присмотрелся он в тусклом свете разряжающегося фонарика.
— Золото. Это... для народного хозяйства. И как доказательство чистоты моих намерений.
— Та-ак, — знакомо протянул батя. — Сиди, сейчас понятых позову. Надо оформить.
— Погоди... те. Это ерунда. Это не главное.
— Много ты понимаешь.
— Да стой ты! Тебя убить хотят.
Приостановился в дверях.
— Убить, понимаешь? И убьют, если ничего не предпринять. Я точно знаю.
— Хорошо, выкладывай, — покосился он на самородок. — Ты уверен, что он настоящий?
— Думаю, да. Хотя не уверен. Потом экспертизу сделают, уточнят. Да пёс с ним. Давай про тебя.
— Да, ближе к делу. И не забывайся. Дружкам своим подельникам будешь тыкать. А я для тебя товарищ старшина. Или товарищ Шарипов. Ясно?
— Так точно, товарищ старшина.
— Другое дело. Излагай.
— Вам необходимо покинуть район до двадцатого июля. Иначе убьют.
— Почему именно двадцатого? Кто замышляет убийство?
— Не знаю, но точно в двадцатых числах июля.
Нахмурился. Батя! Ты не представляешь, как мне хочется сгрести тебя в объятия и расцеловать. Но пожалуй, это лишнее. Даже так вот близко видеть тебя, говорить — уже роскошь, которой я был лишён всю сознательную жизнь. Даже если это мой предсмертный бред, это царский подарок.
— Ты чего сияешь? Дружка себе нашёл, что ли? Что за бред ты несёшь?
Я вздохнул. Ну да, он самый.
— Это очень сложно объяснить с точки зрения логики. Вы просто не поверите. А мне очень хочется, чтобы вы жили и растили сына.
— Понятно. Дружков своих подставить боишься?
— Каких дружков? Этих, с золотом? Я даже не знаю этих людей, ни фамилий, ни кто они.
— Да брось. Ни Фёдора не знаешь, ни других? Из одного посёлка, всю жизнь знакомы.
— Понимаете, я ничего не помню из этой своей жизни. Пришёл в себя три дня назад у подножья Патомского кратера.
— Ты мне зубы не заговаривай. Всё ты помнишь. Не поможет твоя липовая амнезия.
— Не помню! Я не знаю, кто я, где живу. Потому что я не отсюда, и это тело не моё.
— Так…
— Думаешь, я прикидываюсь? Ну послушай мою сказочку. Я здесь знаю только тебя и твою жену. Родителей ваших ещё знаю. И собаку твою — Бельчика. Потому что я — твой сын. Я из будущего, между нами почти полвека. И мне на самом деле за пятьдесят. А ты погиб в семьдесят пятом. В двадцатых числах июля. Я маленький был, подробностей не знал. А мама потом всячески избегала разговоров на эту тему, увезла меня из района и не разрешала даже соваться сюда. Папа милиционер и герой. Вот и грамота есть. Думаю, ей угрожали. Я её допытывал, как подрос, но мне надо посидеть и вспомнить, что она говорила о твоей гибели. А нынче мы с друзьями поехали на этот чёртов Патомский кратер. И я оказался здесь, в теле этого пацана. Я себя даже в зеркало не видел целиком, так, у девчонок-геологов было маленькое зеркальце, да что в нём рассмотришь. И я тебе скажу так — я впервые видел это лицо и это тело. Думал тогда, что это глюки. Я
— Кх-м… — потёр лоб отец. Выдержал паузу, что-то там соображая. — И как там в будущем? Коммунизм построили?
— Ах-хах! — заржал я, не выдержав. — Об этом точно давай завтра. Ты пока обмозгуй, что я сказал. А завтра продолжим. Можешь мне каверзные вопросы позадавать. Ну, из тех, конечно, что я в свои пять лет знал. Но то, что бабушка тебя Митенькой звала, это точно помню. Она и потом каждую годовщину поминала тебя как Митю. Так что думай, батя, я сумасшедший или как? И заодно подумай, кому ты дорожку перешёл, что тебя в тайге должны грохнуть.
Глава 5
— Выходи, тебя зовут, — отворили мне дверь ни свет ни заря.
Полез на волю, сощурившись от яркого света. Кажется, денёк будет жаркий. Ночью стойбище было почти безлюдным, а сейчас из чумов высыпал народ, курились дымки, любопытные детишки глазели на чужаков и всамделишного преступника. Олени мотали рогатыми бошками, Бельчик блестящими глазами наблюдал за ними. Вокруг пса ходили два эвенка, одобрительно цокая на него. Будут выпрашивать у отца продать. Хороший мол, пёс, охотничий. Испортишь собаку, лучше нам отдай, а мы тебе унты за него сошьём.
История про Бельчика, которого неоднократно предлагали купить, а раз даже пытались украсть якуты, долго ходила в семье.
Отряд собирался на поимку остальных копачей, а меня хотели этапировать на ближайший дражный участок. К моему огромному сожалению и разочарованию отец уходил в тайгу, поручая меня вчерашнему знакомцу Налымову. Не поверил. Правильно конечно, а кто бы поверил? Я-прежний точно не поверил бы.
Я-сопляк обиделся чуть не до слёз. Родной отец не верит. Вот и говори людям правду.
Тьфу ты! Не дай бог скатиться в свой нынешний возраст! Гормоны вместо мозгов мне не надо. Буду держаться. А то ходят мимо якуточки, вон те, похожие как сёстры-близнецы, например, глазками-щёлочками провожают каждое моё движение, лица-блинчики со смуглым румянцем, шепчутся и хихикают. Да ну нафиг, они моются поди раз в год. Сплошные недостатки. Но есть и достоинства. Впереди по паре достоинств, и сзади корма роскошная, особенно у той, что постарше.
— И чтобы к первому сентября привезли детей в интернат! Им учиться надо! Чтобы этих дремучих пережитков больше не слышал! С оленями они и за лето освоятся, а вообще это скоро станет не нужно. Слыхали, БАМ строить начали? Байкало-Амурская магистраль. Всесоюзная комсомольская стройка! Скоро тут города возведут и шоссейные дороги во всех направлениях лягут. Так что ваши олени в заповедниках пастись будут, — выговаривал батин голос, пока меня кормили мутной похлёбкой не знаю, из чего. Если честно, то о кухне северных народов я наслышан, поэтому и знать не хочу, что плавает в моей миске. Съедобно — и ладушки. Тем более, мой молодой растущий организм был готов целого оленя схарчить вместе с рогами. За вчерашний день-то почти не ел. Утром только, а потом не до того стало.