Золото тофаларов
Шрифт:
Первую версию я счел правдоподобной, третью — сомнительной. Вторая представляла собой явную чушь. На лошадях они, что ли, туда добираются, эти советские Смоки Белью? Или ходатайства где-то достают? Хотел бы я взглянуть на такое прошение. Дайте, мол, господа хорошие, подателю сего заявления золотишка малость намыть на бедность…
На четвертые сутки, вечером, ввалившись в свой тараканий люкс, я замер на пороге. Так, так. Следы обыска даже не пытались скрыть. Все перевернуто. Даже «Зенит» раскрытым на кровати валяется — пленку, паразиты, вынули. Ну, там их разочарование ждет — пустая была пленка, ничего не снимал.
Понятно,
Не взяв в номере ничего, кроме фотоаппарата, я спустился вниз. Деньги и документы всегда с собой, оставшееся барахло — так, дешевка. Портье навстречу заспешил, улыбается сладенько:
— Завтра уезжаете?
— Да, двенадцатичасовым. Последнюю ночку у вас проведу — и в путь.
— Как город, понравился?
— Прекрасный город, жалко уезжать. Но все дела сделаны, пора, пора в дорогу.
— Прогуляться решили?
— Да, пройдусь по набережной, поснимаю на память.
— А то в ресторан загляните. Шеф сегодня на высоте! Выбор чудесный.
— Чуть позже, сначала воздухом подышу.
— Ну, на здоровье, на здоровье.
Ах ты сволочь! Я и выйти толком не успел, он уже за телефон схватился.
Худо, Серж, худо! С помощью местных органов такую тебе козью морду могут показать, мало не покажется! На вокзал нельзя. В аэропорт тоже бессмысленно. Попутку ловить? Куда? В тайгу на лесовозе? Бред! Как же из города убраться? Нужен ход неординарный, нелогичный. Пожалуй, вот так…
Недалеко от аэропорта заприметил я метеостанцию. Профессиональной терминологией этой специальности я владею. Кое-кого из преподавателей КПР [8] знаю, полярников известных, повезет, сойду за своего. Метеорологи народ, как правило, отзывчивый, упаду у них до рассвета, след слегка остынет. Ну а сейчас ходу от отеля, на окраину, ближе к аэропорту, вряд ли на этом направлении меня ждут.
8
КПР — Курсы полярных работников (учебный центр метеорологов в пос. Кучино Московской обл.).
Уже глубокой ночью, пробираясь какими-то неосвещенными, немощеными улочками, застроенными ветхими деревянными развалюхами, я вышел из города и, держась параллельно шоссе, ведущего в аэропорт, добрел до метеостанции. Дверь была не заперта.
В аппаратной, перед рацией, за столом сидел радист, полусонный мужичок лет сорока. Он без удивления взглянул на меня.
— С четыреста десятого? Утром летите?
— Точно, — наудачу включился я в разговор. — Слушай, поспать у тебя можно пару часиков?
— Валяй! — махнул он рукой в сторону потертого кожаного дивана. — Я сейчас срок отдам, чайку попьем. Да и ваших РД [9] три штуки надо передать.
Я снял кожанку, свернул потуже и, положив под голову, с наслаждением вытянулся на продавленном ложе. Радист установил связь, стал передавать метеосводку. Работал он довольно медленно, классическим старым ключом, и, несмотря на отсутствие тренировки, я хорошо разбирал содержание текста.
Сквозь волны захлестывающего сознание сна прорывался знакомый приветливый писк морзянки. После метеосводки радист сменил позывной и связался с другим адресатом. В эфир пошли две радиограммы о каких-то запчастях к бульдозерам и топливе. Я совсем уже было заснул, как вдруг третий текст напрочь прогнал дремоту.
9
РД — радиограмма (сленг радистов).
«…со стороны указанного лица отмечены настойчивые попытки сбора специальной информации тчк принадлежность известной службе установить не удалось тчк предпринятыми мерами передвижение блокировано тчк решение о ликвидации подтверждено старым…»
Вот это да! «Указанное лицо» — это, вполне возможно, я и есть. Интересно, что понимается под «решением о ликвидации»? Неужели буквально? Спросить разве у радиста? Как же такая радиограмма открытым текстом идет? Почему с метеостанции? Что это за канал у них, кто адресат? Рация обычная, старая армейская Р-104, хотя, черт его знает, может, только корпус старый. Вон ящиков каких-то полно, шифраторы-дешифраторы… А что, если еще кто-нибудь с этого «четыреста десятого» на чаек заглянет? Деваться, однако, мне некуда, придется выдержку проявлять.
Прошло не меньше трех часов, прежде чем радист задремал, склонившись на стол рядом с недопитым стаканом почти черного крепчайшего чая. Все это время я лежал как на иголках. Как только стало ясно, что сон овладел им всерьез, я тихонько встал, хлебнул для бодрости остывшего горького чифиря и на цыпочках вышел наружу. Слава Богу, никого.
Рассветом еще и не пахло, когда я почти бегом маршировал в сторону вокзала. Никаких соображений толковых в голову не приходило, я полностью полагался на удачу. Вот и мост через Уду деревянный, старинной постройки. Я почти до середины успел дойти, когда сзади слегка задыхающийся, хриплый голос произнес:
— Постой-ка, браток!
Так, два человека. Впереди — невысокий кудреватый крепыш, чуть позади жердеобразный юноша в берете. На мосту и вообще в зоне видимости — никого. Река внизу бурлит, о камни острые пенится, метров семь до воды. Где же они меня засекли?
Куртку я скинул, левую руку обернул. И вовремя — кудрявый нож из сапога кирзового вытянул. Длинный ножик, тонкий как шило, с крестообразным упором. Из руки в руку ловко перебрасывает — похоже, профи. Но бить будет с правой, правша явный — из правого голенища правой рукой оружие вытащил.
Юноша вроде бы без железа. А вдруг пистолет? Тогда все. Но нет, вроде любители тихих забав попались.
Юноша справа зашел. Краем глаза контролирую руки — пустые. Ну, поехали! Одновременно хлопцы прыгнули. Так, сзади имеем удушающий захват, спереди — удар ножом. Джентльменский набор! Блокирую удар левой рукой. Нож прошил слои толстой кожи, длинный, зараза, чуток я не рассчитал, царапнул все-таки ребро. Захватываю вооруженную руку. Застрял кудрявый. Левой лупит по корпусу, но — терпимо. Хуже сзади, юнец очень умело воротником работает, уже в башке смутно, еще пяток секунд, и все — в аут.