Золото. Книга 3
Шрифт:
– Где мы, Бел?
Вот началось: она взяла мою ладонь в свои, снимая со своей груди.
– Ты такой умный, ты понимаешь?
Я сел, обхватил колени, сцепив руки:
– Нет, Ава. Он так и сказал, что мы всё равно не поймём, что происходит… – честно признался я.
Чего уже теперь. Расскажу всё, что знаю сам. Мы с ней вместе вмешаны в происходящее. Наравне. Только моя ответственность выше, я хотел её обмануть и привести сюда… чтобы… чтобы она легла со мной, иначе мне её было не получить. Не для высокой цели продления царского рода на троне Севера, когда была эта цель, эта мысль? Всё снесла наша встреча с ней, я просто хотел её… Для этого привёл. Для этого, и Он понял, потому так забавлялся, смеясь…
– Я хотел видеть, хотел ЗНАТЬ, хотел открыть что-то для себя, но я запутался окончательно. То ли это шутки наших сознаний, но тогда почему одни и те же для двоих?… Даже… – я обернулся к ней, – даже волосы твои… то кудрявые, то гладкие, как были в детстве… Ава…
Я смотрю на неё, боясь увидеть отвращение, ненависть в её глазах. Даже, если они мелькнут лишь на мгновение…
– Ненавидишь меня теперь? Что я… воспользовался вот так? Обманул тебя. Он сказал, что я могу войти без тебя, он открыл всё, тебе необязательно было входить, всё открыла наша кровь… Но я хотел тебя… Хотел, чтобы… Поэтому не оставил.
Она села тоже и, так же как и я, обхватила себя за колени, мотнула головой, не глядя на меня, куда-то в туманную даль:
– Я хотела. Быть с тобой. Отдаться всему без оглядки. Тебе. Слышишь?..
Вот это стоит дорого. Дороже всего. Всего остального, что надеялся получить, заманивая её.
– Ава… – я протянул руку к ней, она не отодвинулась, прильнула к моему плечу.
Но… Я почти ненавижу этот город, не могу не вспоминать о том, что из-за Явана мы здесь…
…Спасибо, мы снова у меня в тереме. В горнице, где обычно я принимаю гостей.
– Дай надеть, хоть что-нибудь, а? – попросила Авилла, перебрасывая волосы вперёд. – Ходим как звери…
Я открыл сундук, задачка, конечно, одежду ей у меня найти. Будь сон, тут же нашлось бы, но где там, мой сундук – штаны, рубахи… ну, вот какая-то длинная рубаха… и сам надел что-то в том же духе, чтобы мы не отличались слишком друг от друга, и оба мы по-прежнему босые. И лохматые.
Я налил мёда в золотые кубки.
– А всё-таки мы и поели, – усмехнулась Ава, – а ты смеялся надо мной. Даже ходили по нужде.
– И не раз! – засмеялся я. – то ж удивляться, это мы, не души, а мы целиком.
Мы долго смеялись, вспоминая, как мы искали на Солнечном холме для этого дела потайное место…
– Если мы всё поняли, значит, всё это иллюзия, странное наваждение…
– Иллюзия?.. Мы сразу ЗНАЛИ, – она взяла тяжёлый кубок, он качнулся, угрожая пролиться. – Нет? И потом… где ж иллюзия, – она улыбнулась, немного смущённо опустив веки, – Бел, мне даже больно сидеть… никакой иллюзии, всё на самом деле.
Я не смущён, я счастлив этим…
– Думаешь это мой терем?
– Конечно и одеяло твоё, – она кивнула одеяло, лежащее неровным комом поперёк лавки. – Перепачкали вон травой… песком и тиной в Ганеше.
Но вздохнула, поднялась из-за стола:
– Где гребни у тебя, лохматые мы оба, колтуны собьются вот-вот.
Я поднялся и принёс гребень и щётку. Гребень из бивня древнего слона, что пасли когда-то и наши предки и которые все погибли тогда же, когда затонул весь древний материк в океане. Но костей этих удивительных зверей, никогда не невиданных нами, находилось в изобилии до сих пор. Он гладкий, белый, скользкий и тёплый, как и все костяные вещи.
– Я расчешу твои волосы, а ты мои, идёт, Белуша? Белуша-Горюша, засмеялась она. – Как тебе больше нравится, «Белуша» или «Горюша»?
– Мне всё нравится, все эти смешные глупые прозвища, что ты придумываешь для меня, – чувствуя прилив счастья в животе, сказал я.
Она улыбнулась:
– Садись, милый.
А сама встала за моей спиной, погладила меня по волосам, касаясь, кончиками пальцев висков, лба, шеи, разобрала волосы, и стала осторожно и бережно расчёсывать, чуть-чуть шелестя волосами, не выдёргивая, распутывая образовавшиеся узелки.
– Знаешь, что я думаю, Горюша, я думаю, мы задаёмся не тем вопросом. Мы не должны думать, ГДЕ мы, тем более, что мы оказываемся всё время в каких-то местах, где бывали, ничего необычного. И мы не должны думать, КАК мы оказываемся то в одном месте, то в другом, Он прав, мы не поймём, это тупик. Мысленный тупик. По-моему… по-моему, мы должны подумать ЗАЧЕМ?
Я вздрогнул, я знаю, зачем я здесь. Вернее знал. Или это не всё. Ведь ничего не исчезло до сих пор, значит ещё не всё…
И тогда я вдруг вспомнил, что спросил, но не дал ответить. Я вспомнил, что я хотел знать не только загадки мироздания и древней магии, но и её загадку. Как ей удалось выжить? Выжить и не распасться? Без этого ответа, все разгадки неполны для меня.
– Так как ты научилась плавать, Ава? – спросил я.
Она остановилась с расчёсыванием. Положила тёплые ладони мне на плечи:
– Думаешь, это то, о чём мы должны говорить сейчас?
– Я не знаю… Думаю, что да. Как я понял, тут не происходит ничего случайного.
Ава вздохнула:
– Готов, прекрасноволосый Белогор, – сказала она, отдавая гребень мне.
– Я ведь вообще не знаю, что было с тобой последние восемь лет. Расскажи мне всё, Ава.
Она опустила голову:
– Для «всё» не хватит и года…
Ава посмотрела на меня с такой улыбкой, что злые кошки заскребли мою душу, опять я почувствовал, как виноват, что у неё такая улыбка и такие глаза сейчас.
– Но хотя бы о том, как я научилась плавать… – она посмотрела на меня. – Остальное само нарисуется в твоей голове, потому что этот случай всего лишь один из тысяч других. Тысяч, Горюшка…Так-то…
Она села на лавку, а я взялся за расчёсывание её кос, как договаривались… Когда она была малышкой, нередко случалось, что я заплетал ей волосы, подвижная и бойкая девочка, часто оказывалась неприлично растрёпанной, мамкам её было не догнать, ко мне же в руки она всегда шла с радостью. Садилась на колени, и я плёл ей косы. Они тонкие, шелковистые были тогда. Теперь сильнее, гуще, теперь вьются… то поддаются, то нет, то цепляясь за пальцы, то послушно скользя.