Золото. Книга 3
Шрифт:
Но, когда, находясь в Ганеше, он… я не знаю, как назвать то, что произошло с ним, потому что влюблялся он по восьми раз на седмицу, там же, видимо наваждение нашло на него, ведьма какая, не иначе, окрутила моего Явана, вот тогда я почти впала в отчаяние. Перебраться в другой дом, быть вышвырнутой не только из жизни Явана, но и из терема, где я была свободна от чёрной работы, от необходимости самой распоряжаться золотом, думать не только о присмотре за детьми, приготовлении пищи, но и о дровах, крупе, молоке, припасах, о том, сколько платить челяди, и ещё сотне мелочей, которые делали за меня в тереме как за
Поэтому, когда Яван приехал хоронить Великсая, я дышать боялась, не то, что упрекать его в чём-то. Тем более что он проявил удивительную для него холодность ко мне, сохраняя, очевидно, верность той самой ведьме, молить о лютой смерти, для которой я не уставала с первого же дня, как поняла, что она существует. Тем более удивительно, что спустя совсем небольшое время он вдруг примчался назад в Солцеград и остался здесь, и даже вернул меня в терем.
Но радоваться и успокаиваться я не торопилась: ясно стало, что Яван глубоко уязвлён в самое сердце. Наверное, именно такие как он, кто, кажется неспособен на глубокие чувства и привязанности, и оказываются неожиданно поражены в самое сердце. Как наказание Небес от Папая и Апи.
Пьянство не самое неприятное, что стало происходить с ним, тем более что спьяну он не дрался и не буянил, а тоскливо засыпал. Но то, что он звал во сне какую-то Негу, и меня называл также, когда погасив весь свет в спальне, принимался ласкать, это было неприятнее. Тем более что после этих ласк становился ещё мрачнее и неразговорчивее.
Он и раньше не имел обыкновения много беседовать со мной, находя для себя друзей вне дома, даже если и принимался что-то рассказывать, я могла только слушать, мало что понимая, и думая только о том, чтобы красиво сидеть и чтобы он не заметил, до чего мне хочется зевнуть.
Теперь мне надо было понять, почему же он вернулся? Что вытолкнуло его из Ганеша? Может, проклятая всё же умерла? Поначалу я так и решила, тем более что ничто другое не могло так подействовать на него. И я стала успокаиваться. Тем более что теперь Яван никуда не стремился, даже за юбками не бегал.
Но в один момент всё моё спокойствие испарилось как лужа в жаркий день. Когда завершился этот их северный обряд, поразивший и напугавший меня до глубины души, когда помогая Великому Белогору, Яван взял из его рук царицу, завёрнутую в одеяло. Сердце замерло во мне. Так не носят цариц, так держат только самое дорогое и милое, что имеют, так прижимая к груди, так бережно опускают на постель… так смотрят нежно и обеспокоенно в лицо… Я даже не подозревала, что он вообще может так смотреть. И довершением, окончательным подтверждением моих подозрений её удивлённый возглас, когда она назвала его как-то странно, как никто его не зовёт…
Пока все испуганно и сочувственно следили, как Великий Белогор спасает её, истекающую кровью, я торжествовала, особенно, видя отчаяние на лице моего мужа. Не знаю, были ли здесь ещё те, кто молил не о спасении для царицы, но я умоляла, чтобы вся её проклятая «золотая» кровь вытекла из неё.
Конечно, Боги не услышали меня. Редко когда простая молитва справедливо обиженной женщины превозмогает царей. Проклятая разлучница выжила. Царь в отъезде. А Яван в Солнцеграде и всего в одном этаже от своей любовницы. Мне нужны союзники в борьбе против ведьмы.
Я быстро нашла их. Вернее её – Агню, любимую жену Ориксая. Кто ещё, как не она заинтересован в падении, а лучше гибели Авиллы? И ведь царицу-то погубить просто, доказать только её неверность, и всё – голова долой. Тем более что все в тереме знали, что молодые супруги не очень-то ладят. Думаю теперь, после открытия золота царь с радостью избавится от неё.
Агня встретила меня высокомерно, как и всегда, хотя до недавнего времени она ничем не была выше меня, но я решила простить ей это, лишь бы она была мне полезна.
– Вея? Хто ты есь? Я не знаю тебя, – сказала толстая-претолстая от бремени Агня, не утратившая, впрочем, ни капли своей всеми признанной красоты, за которую её так ценит Ориксай.
Она сидела на широкой лавке, покрытой ковром, перед нею стоял столик с угощением: засахаренными орехами, и сушёными ягодами, клюквой в сахаре, морошкой, ежевикой, маленькими лепёшками на меду и прочими предметами мечтаний любой сладкоежки.
Что ж, я решила сразу взять быка за рога:
– Я жена любовника нашей царицы. И мне думается, прекрасная Агня, наши с тобой враги превратились в одного. Вернее в одну.
Но она хмыкнула только:
– У меня врагов нету-ть. Что мне эта костлявая ледыха? Ориксай ко мне от неё, молодой жены, ходит, а что до того, что с ей спит твой муж, так мне тока выгодно, пусь спит! Лучше он, чем царь! – она облизала сахарные крупинки с полных розовых пальчиков с длинными блестящими ногтями. – Так што твои враги – только твои.
– Но она родит ему наследников, и ты останешься, как и прочие твои предшественницы забытой в «царёвых сотах» вековухой.
– Дак я не вековуха уж, второго царю рожаю, – удовлетворённо погладив огромный живот, проговорила Агня. – А ета пущай затяжелет ишшо, кожа да кости, да всё болеет. Вообче, не жилица знать.
Агня выпрямилась, рыгнув, усмехнулась и закончила:
– Иди ты, Вея по добру по здорову. Потерпи, пока соперница твоя сама не загнётся, долго ждать не придётся. Говорят, весь Солнечный холм кровью заплескала, так што долго точно не протянет, сколько бы её Белогор Великий не тянул.
Я начала злиться, тем паче что Агня, чёрт её дери, была права, и пока Ориксай не интересуется царицей, а интересуется Агней, ей помогать мне резона нет. Напротив, сейчас и мы соперницы с ней. Тем более что с моим мужем у этой мерзавки всё как раз было и, конечно, есть, а это и, правда, выгодно Агне.
Так что пришлось мне убраться несолоно хлебавши. Однако днями события начали ускоряться и наматываться как нить на веретено…
Глава 4. Дурное вино
Скука и уныние обуяли нас в Вокхом. Веселин куда-то исчез, будто и не бывало его и некому было развлечь нас разговором или байкой, или сказочкой из здешних, северных, то про лису и зайца, или волка с медведем, то про царевен прекрасных и мудрых, змеев коварных и злых, и молодцев простодушных и добрых и, потому, удачливых. Никто не помнил, откуда вообще он взялся, этот знаток пещер, и хитроватый шутник, и тем более никто не знал, куда он подевался.