Золото. Книга 7
Шрифт:
Но если слушать его, неизбежно выступит на поверхность всё, что касается Авиллы и того, что происходило между ними. А хочу я это знать? Хочу ли слышать ещё раз?! Вот как сегодня, не мог не спросить Явана, но слышать его ответ оказалось выше моих сил. Пусть он хоть сотню раз твердит, что то была другая женщина. Пусть даже сам пытается в это верить.
– А что бы ты сделал с ним? – спросил я Явана.
– Ты о казни? Как его казнить?
– Разве это важно, Яван? Отрубить ему голову возле нужника в темноте ночи или разодрать четырьмя конями принародно, чтобы все,
– Ты не можешь решить этого для себя? Что говорит царица об этом?
Опять?! Что за день сегодня, хотят, чтобы я от самых дурных моих чувств и мыслей взорвался?!
– Царица?!
– Это же её брат, в конце-концов. И… кроме того…
– Решим днями, – я оборвал его, достаточно на сегодня, мне сердца не хватит слушать всё это.
Мы вошли в терем, Яван свернул к своим покоям, наконец, оставил меня одного. Мне не хочется идти к Авилле. Если она так же холодна и язвительна как утром, лучше переночевать в какой-нибудь каморке…
Неужели и правда едва терпит. Неужели так и не полюбила меня?.. Так и не полюбила? Я всё полнее, а у неё в сердце пусто? Я развернулся и вышел из терема.
Я не могла уснуть долго, ожидая Орлика. Он так и не пришёл. Не знаю, сколько прошло с полуночи, отсюда не слышны моления на Лунном дворе, когда я, наконец, заснула после того как напилась крепкого сладкого сбитня, тогда только я согрелась и, размякнув, заснула.
Но и утром его не было. Я лежала в постели почти не смятой, пышным нетронутым облаком перины, торчащей рядом со мной, и думала о том, что моя несдержанность и глупый каприз ранил его, моего милого Орлика. Милого, такого милого моему сердцу, что оно болит теперь, когда его не было весь день и всю ночь рядом со мной. И всего лишь из глупой бабьей несдержанности. От грубости моей проклятой… Ах, Орлик…
Ведь даже повода не было ссориться. И разве не рада его прикосновениям, его ласкам?
А что, если он к Лилле отправился? Ничего особенного, ходил ведь. И она-то не откажет никогда, ума и терпения к слабостям мужчины хватает, а я… Мне стало страшно.
Ох… я села в постели. Солнце заливает просторную горницу, ветер приятно путешествует по всем закоулкам, овевает тело сквозь рубашку тонкого белёного полотна. Поблёскивает на золотом кувшине возле обширной лохани для умывания. Сейчас и деток принесут…
Как же глупо всё. Чего я добиваюсь? Как он сказал: «Конечно, ты не виновата!», сколько яда заключил в каждый звук и жест.
Ещё бы… я виновата перед ним. Я не просила прощать и не просила терпеть, и виновата куда больше, чем он может предположить. И сознавая это, я устраиваю ему такое подлючее утро. Какая глупая дрянь! Какая негодная жена. И ещё более негодная царица.
Как Милана говорила, мужчины быстро охладевают к жёнам? Особенно, если они такие дуры.
И что делать, если он… если и, правда,
А разлюбит меня? Что ему за меня держаться? Я даже наследников уже родила ему. Дочери теперь будут ещё до Весеннего Равноденствия, то бишь до Нового года. За месяц, а то и недель за шесть. Он никогда раньше не продолжал отношений со своими беременными наложницами. А я…
Авилла, как ты глупа и самонадеянна. Почему глупость, самый большой порок и проклятие любого человека, овладела тобой?! А чёрствой дрянью ты была всегда…
Заглянула Люда, улыбается, ребяток принесли.
– Солнцелик чихал с утра, – сказала она.
– А Ярчик?
– Нет, только оглядывается удивлённо на брата, – смеётся Люда.
Золотые дети болеют редко…
Глава 2. Опьянённые
Я не ожидал прихода Орика этой ночью. Я ещё не спал, когда заглянул служка объявить, что пожаловал Ориксай. Я отложил книги, и свои записки, оставив закладки, чтобы не вертеть потом в поисках оставленного места. И поднялся из-за небольшого стола, за которым сидел.
Орик вошёл усталый, серый от усталости. В серой простоватой рубахе, промокшей от пота под мышками, волосы – спутанные кудри.
– Ты что это? Случилось чего? – немного обеспокоился я, разглядывая его.
– А?.. – растерянно поговорил Орик. – Нет, – мотнул кудрявой головой. Переночевать пустишь?
Странно. Ава говорила, что поссорились, так серьёзно, что он спать к ней не пошёл?
Но государю отказа быть не может.
– Ночуй, пожалуй, только здесь не слишком просторно у меня, но я тебе своё ложе уступлю, оно тут обширнее, чем в моём тереме было.
Он покивал, развязывая пояс. Будто и не слышит.
– Да, кровати у них тут в Ганеше… для великанов делали что ли? – пробормотал Орик, задумчиво.
– Сейчас баню прикажу, – сказал я.
– Что, духмяный? – усмехнулся Орик невесело, поглядев на меня.
– Да не без этого. Опять же, после бани и спится слаще.
– Может, и вином напоишь?
– Для государя всё найдётся, Орик.
После Авиных сегодняшних выходок, слёз, удивляться, что Орик так странно появился у меня, не приходилось. Воображаю, чего он наслушался, если спать домой не пошёл. Небось, и сам в долгу не остался. Но расспрашивать царя о таких вещах не след, тем более что мне примерно ясно.
Я успокоил бы его, уговорил, не принимать близко к сердцу капризы беременной жены, причём так, что он помчался бы обратно, ещё и прощения бы просил и помирились бы. Конечно, я сделал бы это, если бы не испытывал сейчас мстительной радости от того, что его, кого Ава так любит, к кому я ревную до безумия, отвергли. Меня сегодня отшвырнула, но и ему досталось. Пусть на один день, но всё же выгнала из спальни.
Орик вернулся из бани, переоделся в рубаху, что принесли для него из мягко сотканного жатого льна, я сам люблю такие, от них тепло и не жарко, они не натирают кожу.