Золото
Шрифт:
Сутер лишь угодливо выгибает спину, не отвечает, терпеливо сносит все, и унижения и злобу.
Он чувствует себя безгранично виноватым.
Он бормочет молитву: «Отче наш, иже еси на небеси…»
Он впадает в детство.
Бедный старик.
Проходят месяцы, и вот печальная судьба скитальца приводит его в Сан-Франциско.
Он проникает в город никем не узнанный. Он пугается выросших повсюду огромных зданий, уличных перекрестков, быстроходных механических экипажей, деловых людей, то и дело толкающих его. Человеческие лица вызывают у него особенный ужас, и он не смеет поднять глаз.
На
Он спит на портовой пристани и попрошайничает на окраинах. Подолгу стоит на том пустыре, где еще вчера высились конторы его сына, адвоката.
Однажды он машинально заходит в дом судьи Томпсона. Он встречает свою дочь, которую тут приютили. Мина не встает с постели, у нее нервная горячка, и она почти ничего не соображает.
Здесь же ему сообщают новости о сыновьях. Виктор отплыл обратно в Европу. Артур был убит, когда защищал ферму. Эмиль, старший, адвокат, который держал в руках все дело и вел процесс о золоте, убил себя в портовом притоне.
Поскольку Сутер почти совсем оглох, ему повторяют эту печальную историю дважды.
«Да свершится воля Твоя. Пусть будет так».
ГЛАВА XV
У подножья Твин-Пикс высится большой белый дом, его фронтон и ионические колонны выточены из дерева. Он окружен большим парком и широкими полями цветов. Это сельский дом судьи Томпсона, он любит приезжать сюда в конце недели, придирчиво осматривая свои новенькие розарии с томиком Плутарха под мышкой. В этом убежище Сутер мало — помалу возвращается к жизни и приходит в себя.
Его почти не держат ноги, и он чудовищно разбух. Седые пряди падают на ожиревшие плечи. По всей левой половине тела пробегает легкая судорога. Слезятся глаза.
Мина быстро оправляется от пережитого ужаса, материнской заботы миссис Томпсон и природного здоровья юности достаточно, чтобы она выздоровела. Она стала невестой Ульриха де Винкельрида, молодого дантиста; свадьба назначена на Рождество; это так радует ее, а вот вид и мельтешение старого свихнувшегося отца ей невыносимы. Поэтому она остается в городе, в доме четы Томпсонов, этих прекрасных людей, таких простых, таких веселых, таких человечных, они подсказывают ей, как ублажить и обиходить своего молодого жениха.
Иоганн Август Сутер снова остается совсем один.
Он прохаживается туда-сюда под деревьями и часами простаивает, созерцая едва распустившуюся розу. Он никогда ни с кем не разговаривает. Иногда он словно из-под земли вырастает перед кем-нибудь из садовников, делает едва уловимое движение, будто хочет спросить о чем-то, но тут же поворачивается и уходит, так и не разомкнув губ. Ветер вздымает фалды его редингота. Деревья самых пустынных аллей смыкают кроны над его головою. Издали доносится рокот тихоокеанского прибоя.
Дважды в неделю судья Томпсон приезжает навестить генерала.
Только один человек на всей необъятной территории Соединенных Штатов, только судья Томпсон понимает судьбу генерала и полон сочувствия. У Томпсона точный, спокойный и ясный ум, способный принимать решения абсолютно самостоятельно. В молодые годы он основательно изучал древнегреческий и сохранил любовь к изящной словесности и резонерскую манеру, позволяющую ему с легкостью уноситься в благородные и изысканные выси логических умозаключений, совсем заоблачных, которые он умеет довести до завершения. По природным наклонностям духа это созерцатель. Поэтому он понимает жизненную трагедию Иоганна Августа Сутера.
Он согласился защищать интересы генерала, пересмотрел все дело, просиживал над документами целые ночи напролет. Ему не в чем себя упрекнуть. Его приговор был вынесен с полным на то основанием, согласно его человеческой совести и сознанию высокого магистрата: положа руку на сердце, он произнес его в соответствии с буквой и духом закона. Однако, однако… Сейчас он понимает, что речь идет не столько о законе, сколько о спасении человека, старика, и поступает так, как ему велит сердце. И когда он навещает генерала, то с жаром принимается наставлять того на путь истинный.
Тем временем он дает ему кров и окружает заботами, каких требует его состояние.
— Послушайте, генерал, вы столько пережили, не упорствуйте вы в этом деле, которое принесло вам несчастье. Вот что вам нужно будет сделать, я долго размышлял над этим. Вы отказываетесь от всех судебных исков против частных лиц. Вы отказываетесь от всех прав на земельные территории, которые уже давно перешли к другим владельцам и теперь прошли новую регистрацию; вы окончательно оставляете идею о ваших правах на золото, будь то уже добытое или каковое еще будет добыто, поверьте мне, даже сами власти штата и правительство никогда не станут в это вмешиваться; заявите, что готовы договориться, потом запросим, ну, пожалуй, пожалуй, миллион долларов выплат в качестве возмещения ущерба, и я могу обещать вам, что с моей помощью вам его выплатят. Если у вас есть охота работать, вы также можете затребовать новые территории и легко их получите, ибо сами прекрасно знаете, что недостатка в земле мы не испытываем, слава Богу, тут хватит места еще для многих и многих; но не продолжайте этого дела, которое ничем для вас не кончится. Вы хорошо понимаете, что на карту поставлено слишком много частных интересов и что в Вашингтоне все интригуют против вас. Послушайте меня, отступитесь.
— Судья Томпсон, — неизменно отвечает на это генерал, — судья Томпсон, вы судили по совести и вынесли приговор. А теперь говорите мне про деньги. Скажите на милость, чего я требую? Я требую справедливости, и ничего другого. Самая высшая инстанция в этой стране должна объявить, правы вы были или не правы. И она объявит об этом. Впрочем, я ведь не к людскому суду обращаюсь, а к Божьему. Мне необходимо идти в этом деле до конца, ибо если в этом мире мне не воздадут по справедливости, то у меня останется утешение в мысли, что мне воздастся на небесах и настанет день, когда я сяду по правую руку Вседержителя.
— Но подумайте же о ваших детях, о Мине, которая вот-вот выйдет замуж, а вы станете дедушкой.
— Судья Томпсон, человек вроде меня — проклятое существо и не должен иметь детей. Это была единственная ошибка моей жизни. Артур был убит, Эмиль покончил с собой, вы сами сообщили мне, что и Виктора должно считать мертвым, ведь он погиб при кораблекрушении «Золотых ворот», когда корабль вышел из Магелланова пролива в открытое море. Доводя до конца свое дело, я уже не смогу причинить вреда Мине, поскольку у меня нет ничего и я ей ничего не даю; но если я выиграю, то, напротив, стану работать ради внуков и правнуков моих и ради семижды семи поколений вперед.