Золотое колечко на границе тьмы
Шрифт:
Да, мы немало времени проводили у самодельного экрана. Однако вовсе не были отпетыми домоседами. Иногда мы убегали играть на улице или кататься на лыжах со склонов глубокого лога, что тянулся позади дворов Нагорной улицы. Особенно хорошо это было при полнолунии, когда зеленовато искрились сугробы и старые черные ели над заснеженными крышами похожи были на таинственные башни.
Однажды Чижик чуть не затащил нас в настоящую сказку.
Для нашего театра теней мы готовили пьесу про Ивана-царевича и трехглавого змея. Чижик вырезал из ватмана фигурку длинношеего крылатого
– Я знаю, где живет настоящий змей Горыныч. Не верите?
Нам хотелось приключений, и мы сказали, что верим. Чижик повел нас к мосту через Тюменку, где она впадала в Туру.
– Смотрите, как чешуя у дракона!
Ярко светила (просто пылала!) луна. Улица к мосту шла по спуску. Снег с выпуклой мостовой был счищен колесами грузовиков, которые днем тут ходили очень густо. Теперь было безлюдно и тихо. Отполированные булыжники блестели, будто чешуя громадного уснувшего змея.
– Он живет тут, под улицей, – шепнул Чижик. – Если сказать заколдованные слова, он может вылезти. На минутку. Ну, если не сам, то его тень.
– А какие слова? – в тон Чижику шепнул Форик.
– Ну… вот, я придумал. Может, подойдут… – Чижик постеснялся две секунды и пробормотал:
Раз, два, три, четыре, пять,
Начинаем колдовать.
Змей Горыныч, на мороз
Высунь голову и хвост…
Мы с серьезным видом одобрили заклинание. И решили так: прочитаем его хором три раза, а потом укроемся за сугробами у лестницы, ведущей на улицу Нагорную. И подождем. Вдруг змей и впрямь покажется?
Луна была такая сияющая и снег мерцал так волшебно, что появление Горыныча казалось нам вполне возможным. Вот шевельнется чешуйчатая мостовая и превратится в живую спину дракона. А над обрывом подымутся три огненные головы на длинных шеях и загнутый спиралью хвост…
Мы сидели в сугробах не менее получаса. Несмотря на лунный свет, заглушающий большинство созвездий, прямо над нами переливалась крупная звезда. Она усиливала ожидание сказки.
Один раз на искрящийся снег и чешую булыжников набежала тень. Видимо, облачко зацепило лунный диск. Но не исключено, что это была тень драконьих крыльев. Однако в тот же миг на спуске показался подвывающий автобус. Какое после этого волшебство?
Форик так и сказал:
– После такого безобразия фиг он вылезет…
– Но тень все-таки была, – заметил я, чтобы утешить нас всех, а главное – Чижика…
Хотя зачем утешения! Никакого разочарования у нас не появилось. Ощущение волшебства не исчезло. Все равно что-то было под этой луной, под переливчатой звездой.
Потом, вспоминая детство в студенческих стихах, я сочинил такие строчки:
Мы сказку лелеяли в сердце своём,
От сладкого страха немея.
Два друга и я колдовали втроём
В засаде на страшного змея.
Горыныч не стал вылезать из гнезда —
Не внял колдовскому обряду.
Но все же над нами горела звезда
И
С этим ощущением сказки, озябшие, но довольные жизнью, мы вернулись в наш кинозал под лестницей. Радостно сжевали по горячему пирожку с капустой и включили аппарат.
Форик наугад выхватил из коробки кадрик. Вставил.
Оказалось – это Любовь Орлова. То есть американская циркачка Мэри. И рядом – советские друзья и ее сын-негритенок у них на руках А вокруг – первомайские знамена.
– Это когда ее спрашивают: "Теперь понимаешь?" А она говорит: "Теперь понимаю!"
Мы все это слышали, будто наяву: и мелодию "Песни о Родине", и слова с американским акцентом:
– Теперь понимаю!
Американская артистка наконец поняла, в какой замечательной стране она оказалась. В той, где не угнетают негров, где всегда вольно дышит человек и у всех ребят счастливое детство.
Мы тоже это понимали.
А что, разве не так? Негров у нас в самом деле не угнетали. Фашистов мы победили. К Новому году обещают снижение цен на продукты и промтовары. В городе появилось еще несколько новеньких автобусов, а в кинотеатре «Темп» с завтрашнего дня пойдет цветной фильм «Сказание о земле Сибирской». Хотя и не трофейный, но, говорят, замечательный…
Конечно, кое-какие сомнения по поводу счастливого детства и всеобщей справедливости у нас возникали. Особенно у Форика – сына капитана Усольцева, героя войны, а теперь обитателя одного из северных лагерей. Но все же справедливость готовилась победить и здесь. Форику было известно, что есть надежда на пересмотр отцовского дела.
Пересмотр состоялся, только позже. Георгий Усольцев вернулся домой в сентябре пятьдесят третьего года. Однако той зимой, в конце сорок девятого, Форик верил в близкую радость. Поэтому он, как и мы, знал, что детство у нас все-таки счастливое.
Да оно и было счастливым. Потому что мы делали его таким сами. Своими руками. Как фанерный киноаппарат, кораблики из сосновой коры, ледяную гору на углу Казанской улицы, пиратские костюмы для новогоднего утренника и пугачи из медных трубок. И нашу дружбу.
А кроме того, совсем близко были зимние каникулы. Уж они-то – самое неподдельное счастье.
БОСИКОМ ПО АФРИКЕ
1
Ранним слякотным утром 2 ноября 1972 года я приехал в Шереметьево, чтобы сесть в самолет, улетавший на Кубу.
Было еще темно, отражения фонарей зябко ежились в мокрых бетонных плитах. А в нашем громадном, как звездолет, четырехмоторном лайнере (это был “Ил”, не помню уж, с каким номером) оказалось тепло и уютно. Однако очень скоро тихий уют сотрясло нарастающим ревом пропеллеров. И они нас понесли сквозь дождливый рассветный воздух – круто вверх.
Какое-то время крылатая махина с дрожанием и тряской пробивала облака. И вдруг – синева! Тучи остались внизу и теперь были похожи на громадные чистые сугробы. А слева и сзади ударило в овальные иллюминаторы веселое умытое солнце.