Золотое руно (сборник)

Сойер Роберт Джеймс

– А что насчёт временного помешательства?

– Такое тоже возможно, – сказал Дэйл. – Какой-то аспект земной окружающей среды – загрязнение воздуха, цветочная пыльца, «твинки» [216] – на некоторое-то время свёл его с ума. Проблема здесь в том, что сначала Хаску придётся признать себя виновным – а он отказывается это делать.

– Ну, мы точно не можем позволить им упечь Хаска в психушку, – сказал Фрэнк.

– Нет, конечно, нет. Из чего следует, что если мы не докажем временное помешательство, то нам нужно будет доказать не только то, что Хаск – умалишённый, но и то, что человеческая психиатрия не способна ему помочь, что он умалишённый, с которым мы не можем ничего поделать, и в то же время не такая угроза обществу, чтобы его надо бы было держать под замком до конца жизни.

216

Популярная марка бисквитного пирожного с кремовой начинкой.

– А мы это сможем сделать?

– Это нам и нужно узнать. Стандартный тест на помешательство состоят в том, что испытуемый должен отличить правильное от неправильного. Стандартная же проблема в том, что если испытуемый пытался уклониться от наказания – скажем, спрятал тело, то это означает, что он понимал, что сделал что-то неправильное и, следовательно, он умственно здоров. – Дэйл задумался. – Конечно, в нашем случае тело осталось лежать на самом виду, так что возможно здесь есть, с чем поработать…

Дэйл и Фрэнк вошли в комнату Хаска в Валкур-Холле; с ними был доктор Ллойд Пенни, психиатр, к услугам которого Дэйл иногда прибегал.

Хаск сидел на краю своей кровати, опираясь о стену задней рукой. В передней руке он держал половинку диска, расколовшегося в вечер его ареста.

– Привет, Хаск, – сказал Фрэнк. – Это доктор Пенни. Он хочет задать вам несколько вопросов.

Пенни был мужчиной под сорок с кудрявыми светло-каштановыми волосами. Он был одет в гавайскую рубашку.

– Здравствуйте, Хаск, – сказал он.

– Здравствуйте, доктор Пенни.

Дэйл тоже присел на край кровати. Кровать подверглась модификации: вдоль неё проходил глубокий жёлоб, в который помещалась задняя рука. Фрэнк прислонился к стене, а Пенни сел перед Хаском на имевшийся в комнате человеческий стул.

Хаск всё ещё держал в руке сломанный диск.

– Что это? – спросил Пенни.

Хаск не смотрел на него.

– Лостартд – форма искусства.

– Вы сами это сделали? – спросил Пенни.

Щупальца на голове Хаска сложились в знак отрицания.

– Нет. Нет, его сделала Селтар – та, что погибла во время полёта к Земле. Я хранил его в память о ней; мы были друзьями.

Пенни протянул к Хаску руку.

– Можно посмотреть?

Хаск протянул ему предмет. Пенни осмотрел его. Нанесённый на диск рисунок был стилизован, но, по-видимому, изображал инопланетный пейзаж. Вторая половинка лежала у Хаска на столе.

Пенни жестом попросил Фрэнка передать её ему, что Фрэнк и сделал. Пенни сложил две половинки вместе. На картинке был мир с большим жёлтым солнцем и меньшим оранжевым.

– Чистый разлом, – сказал Пенни. – Можно склеить.

Фрэнк улыбнулся про себя. Хранение разбитого предмета искусства наверняка было наполнено массой психологических смыслов.

– Конечно, можно, – ответил Хаск. – Но за нужным мне клейким веществом надо лететь на звездолёт, а по условиям залога мне это запрещено.

– У нас тоже есть хорошие клеящие средства, – сказал Фрэнк. – Капли-другой «суперклея» вполне хватило бы.

– «Суперклея»? – повторил Хаск. Его собственный голос без перевода звучал медленно и печально.

– Цианоакрилат, – сказал Фрэнк. – Склеивает почти всё. Я сегодня схожу куплю для вас тюбик.

– Спасибо, – сказал Хаск.

Доктор Пенни положил обе половинки лостартда на стол.

– Дэйл и Фрэнк привели меня, чтобы я задал несколько вопросов, Хаск.

– Если необходимо, – ответила пришелец.

– Хаск, – сказал психиатр, – вы осознаете разницу между правильным и неправильным?

– Это противоположности, – сказал Хаск.

– Что есть правильно? – спросил Пенни.

– То, что соответствует действительности.

– То есть, к примеру, два плюс два равно четыре – это правильно? спросил Пенни.

– Да, во всех системах счисления, кроме троичной и четверичной.

– И – действуя в рамках десятичной системы – два плюс два равно пять – это неправильно, не так ли?

– Да.

– Имеют ли слова «правильный» и «неправильный» иные значения?

– Краткая форма «правый» может обозначать направление на юг, когда вы стоите лицом на восток.

– Да, да. Слово «правый» действительно имеет такое значение, но концепции «правильности» и «неправильности» – могут ли они применяться к чему-то, кроме установления истинности?

– Мне о таких не известно.

Пенни коротко взглянул на Дэйла, затем снова обратился к Хаску:

– Как насчёт терминов «хороший» и «плохой»?

– Про пищевой продукт, имеющий приятный вкус, можно сказать, что он хорош; продукт, который сгнил или иным образом испортился, становится плохим.

– А что можно сказать о понятиях «моральный» и «аморальный»?

– Они, по-видимому, как-то связаны с человеческой религией.

– То есть в религии тосоков они не находят применения?

– Тосоки верят в предопределение – мы исполняем волю Бога.

– Вы верите в единого Бога?

– Мы верим в единственное существо, которое было праматерью нашей расы.

– И этот Бог – она хорошая?

– Ну, она не начинала гнить.

– Вы не делаете ничего, что не было бы по воле вашего Бога?

– Просто Бога.

– Простите? – не понял Пенни.

– Говорить о Боге как о принадлежащем кому-либо неприемлемо.

– Прошу прощения. Вы не делаете ничего, что не является волей Бога?