Золотое руно (сборник)
Шрифт:
*15*
Дэйл и Фрэнк встретились в ресторане за ланчем. Дэйл заказал клубный сэндвич, картошку-фри и салат Цезарь; Фрэнк ел жареную куриную грудку и салат из овощей с обезжиренным итальянским соусом.
– А то, что на месте преступления обнаружены следы тосокской крови, не создаст нам проблем? – спросил Фрэнк, проглотив кусочек радиккьо.
– Каким образом? – спросил Дэйл.
– Ну, если тосокская биохимия сколько-нибудь схожа с нашей, то обвинение сможет извлечь из неё своего рода генетический отпечаток и доказать, что это кровь Хаска.
– Они смогут это сделать, только если у них будут образцы крови остальных тосоков для сравнения.
– Ну, они ведь наверняка могут обязать их сдать кровь.
На лице Дэйла появилась мрачная усмешка.
– Если они попытаются это сделать, мы их так прищучим, что сесть не смогут. – Дэйл откусил от своего сэндвича большой кусок.
– Что? Почему?
Адвокат проглотил кусок и отхлебнул «пепси-колы».
– Вы знаете, как началось применение анализа ДНК в криминалистике?
Фрэнк покачал головой.
– Это началось в Лестере, в Англии. В 1983 году там кто-то изнасиловал и задушил пятнадцатилетнюю девочку. Полиция не смогла найти ни единого подозреваемого. Три года спустя, в 1986, случилось то же самое: ещё одна пятнадцатилетняя, тоже изнасилована и задушена. В этот раз полиция арестовала парня по имени… как его? Бакли, Баклэнд, как-то так. Он сознался в последнем убийстве, но не в том, что произошло три года назад.
Так совпало, что британский учёный-генетик, работающий там же, в Лестерском университете, незадолго до этого попал на первые полосы газет – он разработал технологию обнаружения генетических маркеров болезней. Он называл эту технологию «полиморфизм длин рестрикционных фрагментов»: это тот самый ПДРФ, о котором всё время говорили на процессе Симпсона. Одно из побочных применений технологии состояло в том, что вы могли отличить ДНК одного человека от ДНК другого, так что полиция позвонила ему и сказала: послушайте, у нас есть парень, который убил одну девочку, но мы хотим доказать, что он убил и вторую. Если мы пришлём вам образцы семени, снятые с обоих тел, вы сможете доказать, что ДНК в них принадлежит одному человеку?
Учёный – Джеффрис, так его звали – сказал: да раз плюнуть, присылайте.
Фрэнк кивнул и глотнул кофе.
– И угадайте, что? – сказал Дэйл. – Джеффрис доказал, что образцы семени принадлежат одному и тому же человеку – но не тому парню, который признался. Полиция рвала и метала, но Баклэнда пришлось отпустить. И что теперь делать? Как поймать настоящего убийцу? И копы надумали попросить каждого жителя округи мужского пола возрастом от семнадцати до тридцати четырёх сдать образец крови для того, чтобы их можно было «исключить из расследования». – Дэйл покачал головой. – Благородные британцы! Четыре тысячи человек сдали кровь, но убийцы среди них не оказалось. Через какое-то время, однако, как-то доведались, что сослуживец человека по имени Колин Питчфорк – уже одна фамилия могла бы навести на подозрение, как по вашему [219] ? – так вот, он сдал образец крови вместо Питчфорка. Полиция взяла образец у самого Питчфорка, который, разумеется, и оказался убийцей. Это было первое дело, в котором использовался анализ ДНК.
219
Pitchfork (англ.) – вилы.
– Потрясающе, – сказал Фрэнк.
– Нет, – возразил Дэйл. – Нет, дело было насквозь гнилое. Вы сами не видите? Со всем населением некоей местности обошлись, как с подозреваемыми просто потому, что они были мужчинами подходящего возраста. Их не заставляли сдавать кровь, но идея распространилась по городку, как лесной пожар, так что каждый, кто отказывался сдать кровь, сразу попадал под подозрение. Понимаете? Это было беспардонное нарушение гражданских прав. Граждане вдруг ни с того ни с сего оказались обязаны доказывать, что они невиновны вместо того, чтобы быть невиновными, пока не доказано обратное. Если бы коп пришёл ко мне и сказал: слушайте, вы чёрный, а мы считаем, что преступник тоже чёрный, так что докажите мне, что вы не преступник, и я арестую того, кто не сможет. Так вот, просить тосоков сдать образцы крови – это то же самое: вы принадлежите к данной группе, и поэтому должны доказывать свою невиновность. Нет, мы сможем этому помешать, не сомневайтесь.
– Но ведь их всего семеро!
– И всё равно это нарушение гражданских прав, сказал Дэйл. – Поверьте мне.
– То есть, обвинение не будет пытаться использовать эту кровь в качестве доказательства?
– Наоборот, я уверен, что попытаются. Это будет схватка, но мы в ней победим – по крайней мере, по этому пункту.
– Вы уверены?
Райс снова откусил от своего сэндвича.
– Ну… ни в чём нельзя быть уверенным полностью.
Фрэнк нахмурился.
– Этого я и боялся.
Досудебные действия производились под надзором того же судьи, что будет председательствовать на самом процессе: Друсиллы Прингл. Прингл было сорок девять лет. Она относилась к тому типу женщин, про которых говорят «статная», а не «красивая» – с гладкими, холодными чертами. У неё была очень белая кожа и тёмно-каштановые волосы; она носила очки в тонкой оправе и почти не пользовалась макияжем.
Главная схватка на этой стадии рассмотрения дела развернулась вокруг телевизионной трансляции судебных заседаний. Судья Прингл в конце концов постановила, что трансляции быть – учтя невероятный интерес к исходу дела во всём мире.
Однако в тот день была также дюжина других ходатайств.
– Ваша честь, – сказал Дэйл, – мы ходатайствуем о секвестрации жюри. Интерес прессы к данному процессу огромен, и иным способом оградить присяжных от, возможно, предвзятой и необъективной информации по делу невозможно.
– Ваша честь, – сказала Зиглер, – я думаю, дело Симпсона показало нам, какие невероятные трудности влечёт за собой секвестрация жюри. На процессе, который вполне может затянуться на очень долгое время, мы не можем помещать всех основных и резервных присяжных под фактический арест.
– Я прочла ваше ходатайство, мистер Райс, – сказала Друсилла Прингл, – но я согласна с миз Зиглер. Присяжным будут даны инструкции избегать новостей о процессе, но они смогут возвращаться вечером домой и спать в собственных постелях.
– Хорошо, – сказал Дэйл. – Мы ходатайствуем о том, чтобы фотографии тела доктора Колхауна не представлялись в качестве улик. Такие улики могут лишь настроить присяжных против обвиняемого.
– Ваша честь, – сказала Линда Зиглер, вставая, – обвинение решительно возражает против каких-либо ограничений на фотографические улики. Анкета кандидата в присяжные позволит нам отсеять особенно впечатлительных. Очевидно, что существенная часть нашего дела базируется на демонстрации того, что использованный метод убийства недоступен для человеческого существа. И нет лучшего свидетельства этого метода, чем фотографии с места преступления.
Судья Прингл ненадолго задумалась.
– Не повезло вам, мистер Райс. Однако, миз Зиглер, я вас заткну так, что готова отвалится, если вы хотя бы попытаетесь использовать эти фото вне доказательного контекста.
– Очень хорошо, – сказал Дэйл, – но мы также ходатайствуем, ваша честь, о том, чтобы из уважения к семье доктора Колхауна фотографии трупа и изъятых органов демонстрировались только присяжным.
– Публика тоже имеет право знать, мистер Райс, – сказала Прингл.