Золотое руно (сборник)
Шрифт:
Хрупкая фигура Ральфа вся тряслась от сдерживаемой злости или хорошей её имитации.
– Убирайтесь. Убирайтесь вон. Я думаю, мой отец согласится со мной, если я скажу, что вы уволены.
Я остался сидеть.
– Это было чертовски близко к идеальному преступлению, – сказал я твёрдым, как скала, голосом. – «Ленникова Дурь» должна была отправиться обратно на Землю, унося с собой все улики вместе с пилотской кабиной; вы наверняка даже надеялись, что это произойдёт задолго до того, как найдут оплавленную груду металла, когда-то бывшую вашей матерью. Но вы не можете запустить двигатель без того, чтобы израсходовать много кислорода – и за него кто-то должен заплатить. Он, знаете ли, на деревьях не растёт. Ну, на Земле как раз растёт, в некотором смысле. Но не здесь. И потому корабль завис тут, словно неприкаянный призрак, словно альбатрос, словно… – я поискал третью метафору, из чисто риторических соображений, и нашёл: – …словно Дамоклов меч.
Ральф огляделся по сторонам. Выходя у него, разумеется, не было: я сидел между ним и дверью, и мой «смит-вессон» уже был у меня в руке. Он допустил небрежность, но я всегда работаю чисто.
– Я… я не понимаю, о чём вы говорите, – сказал он.
Я изобразил нечто, похожее, как я надеялся, на ироническую усмешку.
– Полагаю, это ещё одно преимущество перегрузки в искусственное тело. Больше никаких следов ДНК. Практически невозможно доказать, что конкретный перегруженный находился в конкретном помещении, но отследить человека из плоти и крови – пара пустяков. Вы знаете, что ваши клетки отслаиваются от лёгочных альвеол и выбрасываются наружу с каждым выдохом? О, всего по нескольку штук за раз – но современные сканеры обнаруживают их без труда и читают содержащуюся в них ДНК. Нет, в том, что убийца – вы, нет никаких сомнений: вы были в кабине «Ленниковой Дури», вы трогали ручки управления двигателями. Да, у вас достало соображения надеть перчатки – но не задержать дыхание.
Он поднялся на ноги и двинулся вокруг своего модного стола. Я снял пистолет с предохранителя, и он застыл.
– Я терпеть не могу убийц, – сказал я, – но я обеими руками за самооборону. Так что мой вам совет: не двигайтесь. – Я помедлил, чтобы убедиться, что он следует моему совету, и продолжил: – Я знаю, что вы это сделали, но до сих пор не знаю, почему. Я довольно старомоден – вырос на Агате Кристи и Питере Робинсоне. В старые добрые времена, до ДНК и всего остального, детективам нужно было три вещи, чтобы раскрыть дело: способ, мотив и возможность. Способ очевиден, и у вас определённо была возможность. Но я по-прежнему представления не имею о мотиве, и из личного интереса я хотел бы знать, в чём он состоит.
– Вы ничего не сможете доказать, – презрительно фыркнув, сказал Ральф. – Даже если вы нашли совпадение ДНК, в суде его не примут.
– Дугал Маккрей, может, и ленив, но не туп. Если я ему намекну, что это определённо сделали вы, он найдёт способ разжиться ордером. Ваш единственный шанс – сказать мне, почему вы это сделали. Я здравомыслящий человек. Если ваше оправдание окажется достаточно веским… в общем, это будет не первый раз, когда я на что-то закрываю глаза. Так что скажите: зачем было ждать, пока ваша мать совершит перегрузку, и лишь потом её убивать? Если у вас что-то против неё было, то почему вы не прикончили её раньше? – Я прищурился. – Или она лишь недавно сделала что-то такое? Она разбогатела, а богатство меняет людей, но… – Я замолчал, и через несколько секунд обнаружил, что сам себе киваю. – А, ну конечно. Она разбогатела, и она была стара. Вы подумали: эй, она скоро помрёт, и я унаследую всё её новоприобретённое богатство. Но потом она промотала его, потратив большую часть на перегрузку, и вы пришли в ярость. – Я с отвращением покачал головой. – Жадность. Старейшая мотивация из всех.
– Вы – самовлюблённый урод, Ломакс, – сказал Ральф. – И вы ничего обо мне не знаете. Думаете, меня волнуют деньги? – Он фыркнул. – Я никогда не гонялся за деньгами. Пока мне хватает на оплату налога на жизнеобеспечение – я доволен.
– Люди, безразличные к тысячам, частенько меняются, когда речь заходит о миллионах.
– О, теперь и вы философ, да? Я родился на Марсе, Ломакс. Всю мою жизнь меня окружали люди, которые проводили время в поисках палеонтологических сокровищ. Мои родители тоже этим занимались – оба. Уже то, что мне приходилось соперничать за их внимание с тем, что умерло сотни миллионов лет назад, было достаточно плохо, но…
Я вперился в него взглядом.
– Но что?
Он качнул головой.
– Ничего. Вы не поймёте.
– Не пойму? Почему?
Он помолчал, потом:
– У вас есть братья? Сёстры?
– Сестра, – ответил я. – На Земле.
– Старшая или младшая?
– Старшая. На два года старше.
– Нет, – сказал он. – Вы не сможете понять.
– Почему? Какое это име… – И тут я догадался. Мне встречалось в жизни много мерзавцев: жульё, мошенники, те, кто готов убить за монету в двадцать соларов. Но таких – никогда. То, что Ральф видом напоминал Страшилу, было очевидно, но, в отличие от Страшилы из страны Оз, у него были мозги. И хотя это мать стала, так сказать, Железным Дровосеком после того, как прошла перегрузку, я теперь знал, что именно у Ральфа не было сердца.
– Джо-Бет, – тихо сказал я.
Ральф отшатнулся, словно от удара. Его глаза, до этого момента дерзкие, теперь избегали моего взгляда.
– Господи, – сказал я. – Как вы могли? Как такое вообще…
– Всё было не так, – сказал он, поднимая перед собой руки, словно богомол. – Да мне же было четыре года. Я… я не хотел…
– Вы убили свою сестру-младенца.
Он смотрел в покрытый ковром пол кабинета.
– У моих родителей и так не было для меня времени – они ведь по двенадцать часов в день искали проклятую альфу.
Я кивнул.
– А когда появилась Джо-Бет, вам внезапно вообще перестали уделять внимание. И поэтому вы задушили её во сне.
– Вы этого не докажете. Никто не докажет.
– Кто знает…
– Её кремировали и пепел развеяли за куполом тридцать лет назад. Доктор сказал, что она умерла от естественных причин, и вы не сможете доказать, что это было не так.
Я покачал головой, всё ещё пытаясь осознать всё это.
– Вы не подумали о том, какую боль это причинит вашей матери – и что боль эта будет длиться год за годом и никогда не пройдёт.
Он ничего не ответил, и это молчание изобличало его лучше любых слов.
– Она, конечно, так и не смогла с этим смириться, – сказал я. – Но вы думали, что потом, когда пройдёт время…
Он кивнул, почти незаметно – возможно, даже не осознавая, что делает. Я продолжал:
– Вы думали, что в конце концов она умрёт, и тогда вам больше не придётся видеть её. В какой-то момент она исчезнет, её боль прекратится, и вы, наконец, освободитесь от чувства вины. Вы выжидали время, ждали её смерти.
Он по-прежнему смотрел в ковёр, и я не мог видеть его лица. Но его узкие плечи содрогались. Я продолжал:
– Вы ещё молоды – вам тридцать четыре, верно? О, конечно, ваша мать могла протянуть ещё и десять, и двадцать лет, но в конце концов …
К горлу подступил кислый комок. Я с трудом сглотнул, загоняя его обратно.
– В конце концов, – продолжил я, – вы стали бы свободным – или так вы, по крайней мере, думали. Но потом ваша мать разбогатела и переместила своё сознание в искусственное тело и теперь собиралась прожить ещё сотни лет, если не вечность, и этого вы вынести не могли, верно? Вы не могли смириться с тем, что она всегда будет рядом и будет вечно мучиться из-за того, что вы совершили много лет назад. – Я приподнял брови и заключил, уже не пытаясь скрыть презрение в своём голосе: – Правильно говорят, что первое убийство – самое трудное.