Золотое сердце Вавилона
Шрифт:
– Но у меня никогда не было тети с такой фамилией! – перебила я нотариуса. – Если на то пошло, у меня вообще не было никакой тети. И дяди тоже. У меня из родственников только мать…
Тут я запнулась, припомнив, как мать орала в трубку, чтобы я оставила ее наконец в покое, что она меня знать не желает.
– Насчет дяди ничего не скажу, – строго проговорила правая половина нотариуса. – А последняя воля вашей тети Валерии Львовны заключается в том…
Он (точнее, его правая половина) неторопливо достал очки в тонкой золотистой оправе, водрузил их на нос, придвинул к себе документы, которые
– «Находясь в здравом уме и твердой памяти, я, Вальдшнеп Валерия Львовна, завещаю принадлежащий мне на правах собственности антикварный магазин, расположенный по адресу: Шестая Советская улица, дом семь, а также находящуюся в том же доме квартиру своей племяннице Гусаковой Антонине Алексеевне…» Вы – Антонина Алексеевна Гусакова? – осведомился нотариус, оторвав взгляд от завещания и подняв его на меня.
– Да, это я… – пролепетала я, потрясенная услышанным, и положила перед ним паспорт.
– Все верно. – Он перелистал страницы паспорта (правой рукой, конечно), тщательно сверил фотографию с оригиналом и вернул мне документ. – Все верно, это вы, и вы можете на законном основании вступить в права собственности.
– Магазин и квартира?.. – протянула я задумчиво. – Вы говорите, что теперь это мое?
– Совершенно верно. Разумеется, после выполнения ряда обычных процедур.
Значит, я смогу переехать в эту квартиру и больше не видеть, как муж пьет по утрам кофе, точнее, ту бурду, которую он называет этим словом? И больше не слышать, как он смеется, словно рассыпая по столу лущеный горох? И больше не слышать приторный голос свекрови и не ловить подозрение в ее взгляде?
Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
Разумеется, все это несбыточные мечты. При моей невезучести и бестолковости окажется, что квартира вовсе не квартира, а собачья конура, а магазина и вовсе нет… Или просто объявится настоящая племянница этой самой госпожи Вальдшнеп, меня назовут самозванкой и выгонят в шею.
– Но вы вступите в права собственности только в том случае, если выполните одно условие… – дудел нотариус.
Ну вот, так я и знала!
Эта несуществующая тетка наверняка придумала какое-нибудь немыслимое условие. Я должна пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что…
– Вы не должны продавать магазин, – говорил Винетутов, при этом левая половина его лица скривилась, а левый глаз развратно мне подмигнул. – Вы должны вступить в права наследства и вести дело, как вела ваша… гм… тетя. И жить в той самой квартире.
Вот как? Да я только об одном и мечтаю – чтобы было куда уйти от мужа и свекрови! Чтобы у меня была собственная крыша над головой! Господи, неужели это возможно?
– Я согласна, – как можно спокойнее произнесла я.
Дальше мне дали подписать какие-то бумаги и выдали дубликат завещания. Потом нотариус передал меня с рук на руки молодому человеку с розовыми, светящимися на солнце ушами, который заставил меня трижды расписаться в прошнурованной тетради и еще что-то заполнить.
– Курослепова! – крикнул он, провожая меня.
Нервная тетка рванулась в кабинет, задев меня плечом и даже не извинившись.
Дома свекровь встретила меня удивленно:
– Что случилось, Тоня? Почему ты так рано?
После посещения нотариуса я машинально поехала домой, не взглянув на часы. Оказалось, что было всего шесть часов, а я обычно возвращалась не раньше половины десятого.
– Так… – отмахнулась я, – так получилось…
– Ты не заболела? – свекровь выглядела обеспокоенной.
– Да нет же! – я повысила голос. – Просто в магазине все кассы отключились, какой-то электронный сбой. Вот, пока кассы чинят, нас отпустили.
Она удовлетворилась моим объяснением, еще извинилась, что есть в доме нечего, – у Витюши, мол, педсовет перед выпускным вечером, он придет попозже.
– Да ладно! – есть мне не хотелось. А хотелось поразмыслить над тем, что случилось со мной сегодня. Посмотреть на завещание, подержать его в руках, а то как-то не верилось.
Но об этом нечего было и думать, потому что уединиться здесь было негде. Хотя квартира и большая, но планировка какая-то странная. Две большие, светлые комнаты, когда-то смежные, выходили окнами на улицу. Дверь между ними заколочена и заклеена обоями. Раньше в комнатах жили мать и сын, теперь в одной из них находилась наша с мужем спальня.
То есть это только на словах, потому что на самом деле в комнате жил муж. У него там стоял огромный письменный стол и старинная бронзовая лампа, а еще шкаф с книгами – разумеется, с классической литературой и учебниками. Еще был большой шкаф, забитый вещами, в основном старьем, место которому на помойке, но когда я заикнулась, что хорошо бы шкафчик разобрать, а лучше вообще все выбросить, свекровь впала в ярость.
Справедливости ради следует отметить, что такое с ней случалось редко, поэтому я отступила. Места в шкафу не было, да и брезговала я запихивать свою одежду на старые полки, поэтому хранила все свое барахло в той самой комнатке, в которую меня вселили после продажи однокомнатной квартиры.
Можно считать, что в ней я и жила.
Комнатка площадью семь с половиной метров находилась в конце коридора, рядом с туалетом. Да еще и форма у нее была какая-то неправильная – не квадрат и не прямоугольник, а буквой «Г». Единственное окно выходило во двор-колодец, так что в комнате всегда было темно.
Помню, когда я в первый раз увидела свое жилье, то хотела выброситься из этого самого окна.
А что? Одним махом решить все проблемы.
Не получилось, потому что я не смогла открыть окно – шпингалеты до того проржавели, что без инструментов не справиться. Но у меня под рукой не оказалось никакого инструмента, так что на этот раз обошлось.
Я подышала воздухом через форточку и вышла на кухню знакомиться с соседями. Не то чтобы мне этого хотелось, но нужно же было как-то существовать в коммунальной квартире.
Разумеется, я была готова к тому, что соседи встретят меня в штыки. Еще бы, до сих пор в этой комнатухе никто не жил, мать с сыном привыкли, что у них как бы отдельная квартира. И вот, здрасте – вселили меня. Но после того, как в будущем у меня маячила зона, что мне были какие-то соседи?
Встретили меня настороженно, но приветливо. Свекровь, тогда еще будущая, даже чаем напоила, сразу стала звать Тонечкой. Сынок ее был вежлив, держался скромно.