Золотое солнце
Шрифт:
— Сам поведешь?
— Нет, я нужен здесь.
— Дай это дело мне! — Старший брат, как худо видеть его беспечный азарт, ведь он из меня настоящую вольную Крысу сделал! Брат...
— И ты не пойдешь. Рыбья моча! Туда годны только очень маленькие, очень худые люди, а ты как бык, ты застрянешь.
Он было заартачился.
— Милькар, хоть ты мне и брат, знают боги, я велю сломать тебе хребет. Только попробуй пойти против меня!
Ему это не понравилось, но бунтовать против абордажного мастера в таком деле — против закона. Велел бы я убить его, если б он не смирился? Не знаю. Скорее всего да.
Я отобрал отряд в одиннадцать мечей. Почти все — совсем молодые, вчерашние мальчики. Тощие, маленькие. Пообещал им дать тройную долю с добычи. Приказал каждому из них перерезать себе глотку, но только не попадаться в плен, если дело обернется плохо. Аххаш Маггот! Пыток все равно, сопляки, не выдержат, расскажут, где мы и сколько нас...
Я разослал всех и кинул КУБ: чего ожидать? «Хутель». Хорошо. Наш, лихой, благоприятный знак. Теперь Куб... Плывет мой «корабль». Темные боги со всей своей силой встали за моей спиной.
Через одну десятую стражи мальчишки открыли нам ворота, хотя и уцелело их только двое. Обоим досталась великая слава. Да и тридцать три доли добычи на двоих — тоже большая удача.
Богатый город Рэг! Мы раздели тебя до нитки, состригли твою шерсть и вытопили твой жир. Слава Нергашу, слава всем темным богам! Мы крепко бились на улицах. Помню, один из наших правой рукой добивал легионера из городской милиции, а левой совал себе в рот кусок пирога, ухваченный где-то. Оголодали мои Крысы...
Так вот, я о том, что приходилось мне сырую рыбу жрать, да и тварей похуже рыбы. Но здесь, на острове лунных, мне требуется быть очень сильным и очень быстрым, как волку посреди деревни. А от сырого дерьма сил не прибавится. Короче говоря, развел я костер. Без трута, без огнива. Есть такое искусство для вольных народов — для нас, для маг’гьяр, говорят, кое-кто умеет и в великом полночном лесу... Когда мужчина один, охотник ли, воин ли, рыбак ли, разведчик ли, а надо ему быть за многих сразу или одному против всех, темные боги всегда помогают ему. К Гефару я обратился: он любит это дело больше прочих. Бог-оружейник скоро откликнулся. Как видно, зачерпнул темного пламени из-под собственного плавильного тигля, плеснул мне в ладони, ох, до чего ж больно! И тут же огонь ушел из моих рук, а деревяшки разом вспыхнули.
Я поел копченой рыбы, отложил впрок. Погасил и засыпал костер. Лег спать. За день удачный спасибо тебе, Нергаш. Не сомневайся, я помню свой должок.
...почти весь день просидел в норе. Солнечный свет мне не союзник. Ближе к сумеркам выполз.
Я утратил все, чем владеет абордажный мастер: власть, оружие, возможность ткать совершенные узоры боя (Аххаш свидетель, об этом я жалею больше всего) и еще одно необыкновенное чувство... Когда ты сближаешься с галерой, которую возьмешь во что бы то ни стало, бегают ли по палубе медлительные купеческие слуги, щетинится ли дикобраз длинных копий имперской пехоты, все равно, ты ее возьмешь, и вокруг тебя несколько десятков храбрых мужчин желают начать поскорее. Когда ты ее взял, и все те же отважные мужчины разбросаны по палубе и едва лепечут от захваченной в трюме страшной пангдамской водки; прозрачная жидкость, щедро разлитая хмельными руками по корабельному дереву, смывает остывающую красноту; ты ненадолго можешь стать таким же, но только ненадолго: хороший абордажный мастер много не спит и много не пьет. Когда твой корабль пленен родным берегом, ты спрыгиваешь на предательскую землю, никак не можешь приноровить ноги, привыкшие к качке, а мечтаешь все о том же, о чем и несколько десятков смелых мужчин, покидающих палубу за твоей спиной, то есть о женских домах на дальнем от причалов конце селения и о своей лютой жажде... Короче, я больше не чувствовал себя частью большой и беспощадной силы. Никому такого не пожелаю. Я чувствовал себя дерьмом, которое приливная волна бестолково молотит о прибрежные камни. Со вчерашнего дня у меня свербило: я просто дерьмо на волне! Аххаш Маггот! Сегодня я вспомнил, что и сам по себе стою корабля с командой, никак не меньше. Рано подыхать! Я потерял все, только сила моя осталась при мне, жаль, что Черных Крыс теперь поведет Ганнор. Он как слепой. Не видит, не чувствует, не понимает. Смотрит в упор и не умеет различить. Заговорит с врагом и не почует удара, пока меч не окажется у него над головой. Да что за чума, зачем ему в абордажные мастера, он понимает море, думает как ветер и волны, знает воду и чуть-чуть небо. А должен думать как звери и люди, спрашивать богов и понимать ответ, не различая слов! Он обязан знать землю, камни и плоть, а! не тот человек. В одной из ватаг был молодой и очень сильный абордажный мастер, сильнее меня, Бэль-Гаал, года через три-четыре я бы отдал ему место Первого, ждал, когда заматереет... Жаль, он на голову превосходит Ганнора. Крысы мои, Крысы! Астар и Аххаш, позаботьтесь о них.
Моя сила гнала меня из норы. Ты! — слышалось мне. — Ты! что сидишь? сгниешь! иди! иди! ищи лечебную траву, из дырки в твоем боку уже капает гной, иди! ищи! ищи все, что может тебе помочь! любая мелочь, человек, зверь, камень, железо, что-то ждет тебя, не сиди! иди! разведай! ты! иди! сидючи — сгниешь!
И я, взяв копченую рыбину, побрел по лесу в поисках нужной травы и еще чего-то, о чем не знал и что просило меня не сидеть сиднем...
Бродил довольно долго. Нужной травы я не нашел. Промыл рану водой, стало легче. Людей не чувствовал, люди были где-то далеко. За сто шагов я, наверное, почуял бы людей, за шестьдесят — точно почуял бы. Вместо врагов я отыскал дорогу. Старую и очень странную дорогу.
Вся она была сложена из квадратных каменных плит. Большие плиты, по шагу в ширину, уложены в четыре ряда. Кое-где их серые квадраты треснули, в других местах поднялись бугром, острия углов торчат кверху, а здесь же рядом, в низине, дорогу перерезает широкая лента бурой грязи с лужей посередине. Рыбья моча! Сто лет не ремонтировали. Это тебе не имперцы: там за такую дорогу префекта голышом посадят в клетку прямо на площади — плюйте в урода, люди добрые... Рисунок какой-то. Точно. Сбили, конечно, почти все.
Я склонился, пальцами отскреб сухую корку, погладил теплый камень. Все-таки можно различить. В одном ряду — изображение полумесяца и шестилучевых звезд, рядом — две свивающиеся змеи, дальше — венец из... не поймешь... из коровьих рогов? О, Аххаш! скорее уж из бычьих — потому что на плитах последнего ряда видна женщина, то ли обнимающая за шею быка, точно что быка, не засомневаешься, то ли душащая... во всяком случае, держит крепко.
Тут меня кое-что встревожило. Да. Я сошел с дороги в лес. Не напрасно птахи с деревьев поднялись. Позванивает что-то легонечко. Я почуял не одного... не двух... много людей. Аххаш Маггот! Вот это шлейф! Кошмар какой. Если есть во мне кое-какая немудрящая наша магия вольных мужчин, то всю ее я живо упрятал, чтоб ни клочка наружу. Живет в северных морях медуза, красивая, как... как... новенькая бирема под парусом на спокойной воде — словом, нет ничего красивее; и вот у нее, у этой медузы — шлейф: прозрачные такие длинные хвосты, медленно шевелятся, разбегаются, как женские волосы, если распустить косу. Один раз видел, пятнадцать лет назад, никогда не забуду... Если заденет прядью, получишь ожог, как от раскаленного металла, если попадешь в самый шлейф — ты мертвец. Иными словами, от тех, кого я пока еще не видел глазами, во все стороны разлетались пряди во сто раз опаснее. Кажется, от их ласковых касаний даже листья начинали шептать в тихом безветренном лесу.
Появились. Из-за деревьев особенно не разглядишь. Металл отсвечивает, опять зеркальные одежды, позвякивает оружие и... еще что-то. Кажется, цепи. По звуку шагов — человек пятнадцать или двадцать. Медленно шествуют, какая-нибудь церемония.
Если не совать голову в чужую пасть, я проживу тут... сколько говорилось. До грибов вряд ли дотяну. Если сунуть, ее скорее всего откусят. Или я узнаю что-нибудь, способное мне помочь. Не напрасно же меня так тянуло сюда, а сейчас отпустило.
...Когда я добрался до входа в ущелье, они обгоняли меня шагов на триста. Почти отвесные скалы, снизу ров с водой, то ли канал, отведенный от моря, не знаю. Узкая вертикальная щель, воротца отсвечивают серебром. На ту сторону перекинут каменный мостик. Я приглядывался так и этак, уже начало темнеть, а ошибиться не хотелось. Определенно стражи у входа не было. Стража всегда оставляет какие-нибудь следы: кострища, разную человеческую мелочь, позабытую на земле, объедки, следы... А тут — ничего. И все- таки очень неудобное, открытое место.
Я подошел к воротцам. Аххаш Маггот! Какая уж тут стража! Стража тут совсем ни к чему. Шесть бронзовых идолов, позолота клочьями пооблезала с металлических тел, несут караул, оставляя лишь узенький проход — для одного человека. Не знаю и знать не желаю, какой магией их напичкали, но отверстия в головах и туловищах говорят верней верного: только сунься. Получишь из такой дырочки стрелу или иной кусок железа в потроха. Считай, повезло, если без яда.
Нергаш, посмейся вместе со мной, могучий Владыка моря, Хозяин Бездн! Этим они хотели остановить вольную Крысу!