Золотое яблоко
Шрифт:
И, прочитав, я понял, что случилось с Джоном Аргилом холодной осенней ночью в Лондоне, в его квартире рядом с Кенсингтоном...
* * *
Война только начиналась. Немецкий блицкриг еще не развернулся на полную мощь. Америка тоже еще сохраняла нейтралитет. Агенты переплывали Ла-Манш, пытаясь уговорить Англию сдаться, но ВВС Великобритании уже приняли вызов.
Через год, думал Джон Аргил, он станет достаточно взрослым, чтобы тоже стать пилотом. Разумеется, год — это долго. За это время война может быть выиграна... или проиграна. Сидя у камина в вечерней прохладе, он вертел в руках Золотое Яблоко, глядя, как переливаются разноцветные драгоценные камни, и вспоминал разговор со смотрителем музея из Америки. Потайная защелка... Аргил с надеждой ощупывал резное золото, нажимая и тут и там. Свет камина отражался от множества граней шедевра неизвестного мастера. Почти гипнотические отблески. Он поднял сосуд повыше и стал медленно вращать его, наслаждаясь игрой света и блеска.
Золотое Яблоко... Золотые Яблоки Идунн [2] , дающие вечную молодость богам Вальгаллы. Магия. Внутри что-то должно было остаться с тех самых древних времен, если бы он только мог найти защелку. Пальцы Аргила вертели и ощупывали золотую поверхность... он почувствовал, как что-то сдвинулось...
Бесшумно скользя по гладким пазам, Золотое Яблоко раскрылось в руках Аргила. И, внезапно, вместе с тем, как на Лондон опустилась сумеречная вуаль, слой за слоем его начало окружать заклинание древнего колдовства.
2
Идунн — в скандинавской мифологии богиня, обладательница чудесных золотых «молодильных» яблок, благодаря которым боги (Асы) сохраняют вечную молодость.
Он пристально смотрел на блестящую внутреннюю поверхность полого шара... Отражения были такими яркими, такими чарующими, что вся остальная комната сделалась темной. Маленькие пятнышки различных цветов, такие чистые, такие ясные. Но их искажали изгибы половинок шара. Аргил не посмотрел перед собой в поиске источника эти движущихся отражений. Он знал, что в комнате нечему отбрасывать такой свет. Кроме перемещающихся частиц яркого света, не существовало ничего...
Даже земли под ногами. Она перемещалась, по мере его ходьбы... Аргил делал большие, скользящие шаги, с головокружительной быстротой несущие его по земле, пока все вокруг дрожало. Воздух был наполнен серым дымом, который тоже колебался длинными, медленными волнами. Только светящееся зеркало золотого шара в его руках никак не менялось, и через некоторое время Аргилу показалось, что маленькие неправильные фигурки, двигающиеся внутри шара, начали обретать форму...
Наверное, он очень долго шагал через сумерки, земля подавалась под ногами, а Золотое Яблоко лежало в руках, как Священный Грааль. Затем Аргил увидел поляну, зеленую, как бархат, с желтым солнечным светом, падающим на деревья, и стены странного маленького застывшего замка, чьи знамена стояли развернутыми и неподвижными, как при устойчивом ураганном ветре. Аргил пока видел его не очень четко, но изображение постепенно принимало форму...
Затем, с последним большим шагом, его нога ступила на твердую землю. Солнечный свет окутал его теплой накидкой, и, внезапно, отражения в Золотом Яблоке перестали быть бестелесными. Они сделались реальными, повторяющими окружающую сцену — бархатную поляну, усыпанную маленькими, плоскими цветами в форме звезд, замком с развернутыми знаменами и густым лесом позади. И что-то двигалось к Аргилу, летя над цветочной лужайкой, нечто, сияющее в солнечном свете.
Он совсем не удивился. Он был за пределами удивления или просто неподвластен ему. С начала до конца у него ни разу не возникло чувства странности, нереальности происходящего, даже ни единого сомнения, что все это мог быть сон. Аргил просто знал, что это не так. Знал, что все по-настоящему. Он сделал глубокий вдох теплого, сладкого воздуха и оглядел маленький, до нелепоcnи знакомый мир. Возможно, то, что он столько раз видел его прежде, помогло ему до конца поверить в существование этого мира.
Поскольку это было местом старых молитвенных книг, гобеленов и церковной живописи, таких же застывших сцен, как и те, что Аргил видел раньше, тщательно воссозданных любящими, но не очень умелыми руками средневековых живописцев. Здесь были деревья и фонтаны, которые он видел на ярких страницах хроник Фруассара [3] , и вплетенные в заглавные буквы старинных малорианских текстов. Поляну покрывали те же нереальные, плоские цветы, что Ботичелли рисовал под ногами танцующих нимф. И теперь по траве бежала девушка...
3
Фруассар (1337-1405) франкоязычный средневековый автор и придворный историк из Бенилюкса, который написал несколько работ, в том числе летописи и «Мелтиадор» большой роман о короле Артуре, а также множество стихотворений (прим. перев.)
Ее развевающиеся юбки позволяли увидеть стройные ножки, которым солнечный свет придавал ослепительное золотистое сияние, а платье могло похвастать богатством тиснения и вышивки ткани. На ее плечах лежал жесткий воротник из чеканного золота, а на голове — золотая корона, украшенная стилизованными лепестками лилий. Светлые волосы под короной аккуратно обрамляли печальное личико, а большие темные глаза тревожно смотрели в глаза Аргила.
— Ты все-таки вернулся! — воскликнула она. — Ох, ты вернулся. Ты вспомнил! — И затем, когда она подошла так близко, что смогла разглядеть его лицо, ее пыл угас, а плечи опустились под золотым воротником. — Кто вы такой? — сказала она совершенно другим голосом.
Аргил не ответил. Он не мог ничего сказать. Он ошарашенно стоял, осознавая, что за все то время, пока она говорила, ее рот ни разу не открылся. Ни разу.
И, тем не менее, ее голос была очень нежным, ясным... а речь не совсем английской. Язык вообще было невозможно определить. Аргил понимал смысл слов девушки также ясно, как видел в солнечном свете ее золотистую фигурку, но она не произнесла ни слова. А у него не было времени раздумывать об этом, поскольку то, что стучалось в двери сознания, внезапно прорвалось через них в полном объеме. На поляне слышался не только ее «голос». Воздух наполняли «голоса», которые было трудно уловить потому, что они не имели конкретного источника. Искаженные образы множества мыслей проносились в голове Аргила — крылатых мыслей в теплом воздухе наверху, над зеленым миром, оставшимся где-то внизу. Глубокие, насыщенные, призрачные мысли леса, коричневые, бегущие мысли одинокой воды. Мысли травы, крошечные, искаженные, рассредоточенные. Аргил слышал их, как слышат шумы летней ночи, множество невнятных звуков, сливающихся в тишину. Он знал, что за ними, наверное, скрываются мысли братьев наших меньших: зайцев, птиц и лис, такие дорогие сердцам средневековых художников. Он не видел животных, но улавливал их мысли.
И затем, на одно промелькнувшее мгновение, затмив все остальное, что дрожало в воздухе, сверкнула мысль красная и опасная, как свежая, теплая кровь. Промелькнула и исчезла. Аргил не смог подобрать аналог этой мысли в средневековых картинах. Прямая, слепая, убийственная мысль, яркая, как меч на свету, направленная на убийство и ни на что иное. В ней не было никакого разума. Только убийство.
Потом ужасная мысль исчезла, а девушка присела, чтобы сорвать цветок, ее юбки опали вокруг нее большим золотистым кругом. Цветок представлял собой шестиконечную звезду с желтыми лепестками, с желтым листком и стеблем, а в центре его трепетал алый треугольник. И внезапно Аргил вспомнил то, о чем и не думал до этого момента, — как четыре дамы карточной колоды держат цветочки в своих кулачках. Такие же маленькие цветочки, как и этот...
— Ты никогда тут раньше не был, не так ли? — отчетливо, хотя и без слов, спросила девушка. — Конечно, сюда никто не возвращается...
Она посмотрела на него. У нее было средневековое лицо с круглым, как у детей, лбом, аккуратным маленьким ртом и большими, темными, раскосыми глазами, сейчас немного печальными. Она крутила цветок в пальцах и смотрела на Аргила.
— Они никогда не возвращаются, — снова сказала она.
— Кто? — спросил он, и его голос прозвучал необычно громко в этом тихом мире беззвучных мыслей.