Золотоискатели в пустыне
Шрифт:
— Ой, ой, как ты мало наколотил, Мафу! — воскликнул Пао, бросив взгляд на приготовленную руду. — И полкорзинки не будет.
— У Лю Пи не больше наберется. Вот, посидите немного тут, мы еще набьем, если вам мало, нахалы.
Мальчики не заставили себя просить и присели на корточки в стороне. Мафу поднялся и стал бить кварц с такой силой, что искры так и сыпались из-под его кирки. Куски руды отрывались и падали вниз, увеличивая кучку у подножия забоя.
Проработав минут пять, Мафу остановился, чтобы перевести дух.
— Хватит! — сказал Пао. — Накладывай
— Эй, что вы там застряли! — послышался голос Лю Пи с уступа. — Хун, ползи сюда.
Когда рудоносы, погрузив кварц, собрались- уходить, Лю Пи крикнул им вслед:
— Сегодня больше не нужно приходить, мальчики. Руды будет мало. Отправляйтесь за топливом в холмы.
— Только не бегайте до ночи, — проворчал Мафу. — Ужин варить нужно.
Едва мальчики ушли, Лю Пи спустился к Мафу и осмотрел его забой.
— У тебя золота еще нет, — заявил он. Мы сегодня же начнем толочь кварц. Немного погодя ты сходи наверх и принеси сюда ступку. Теперь зевать и отдыхать нельзя. Гони свой забой вовсю, чтобы скорее добраться до золота.
Он полез к себе наверх и принялся за работу. Мафу последовал его примеру.
Целая неделя прошла в усиленном труде. Перед обедом, отправив рудоносов и наказав им заняться варкой пищи, и перед ужином оба рудокопа занимались усердным толчением кварца, отложенного Лю Пи в сторону. Потом Лю Пи промывал богатую муку в чаше, черпая воду из ямы в самом глубоком месте шахты. Крупинки золота и золотой песок, получавшиеся после этой промывки, он тщательно собирал в тряпку и прятал в укромной щели отвода, куда мальчики не заглядывали. Хранить их в фанзе Лю Пи боялся — мальчики могли случайно наткнуться на скрытое сокровище.
К концу недели забой Мафу настолько подвинулся, что и в его верхней части появилось золото. В забое Лю Пи оно также держалось все время то в большем, то в меньшем количестве. Теперь предстояло еще усиленнее заняться толчением и промыванием.
Проговорился ли Мафу, или мальчики заметили, что в выносимой ими руде чаще попадается видимое золото, чем раньше, и начали выковыривать его потихоньку, обменивая у лавочника на табак и сласти, но в поселке стали поговаривать, что в отводе Лю Пи появилась богатая руда. Один сосед спросил его об этом, встретив в обеденное время на улице. Другой сам заглянул в фанзу к рудокопам после ужина и передал о слухах. Мафу и Лю Пи их отрицали, утверждая, что как-то попалось несколько зерен, но теперь идет опять мало-мало, как раньше.
С тех пор Лю Пи спал беспокойно. Он вставал несколько раз в течение ночи, подкрадывался к устью шахты и подолгу, притаившись, прислушивался. Над затихшим после дневной работы поселком чернело небо, усеянное звездами; серп луны на ущербе появлялся из-за далеких холмов и тускло освещал тесный дворик. Но шахта была безмолвна, и только изредка из темной глубины ее доносились обычные звуки: шорох сползавшего мелкого щебня или стук скатившегося камня. Порой ветер гудел в ущельях Кату и стонал, словно больной человек, заставляя Лю Пи вздрагивать.
Так прошло еще несколько дней. Тряпка с золотом в укромной щели порядочно набухла, и пришлось взять вторую. В забое Мафу золота оказалось не меньше, и перед каждым приходом мальчиков за рудой оба забоя тщательно замазывались грязью, взятой со дна ямы.
Однажды под вечер опять подул хый-фын, не такой сильный, как в прошлый раз, но не менее шумный. Тотчас же после ужина, под гул ветра, Мафу и мальчики заснули. Но Лю Пи был встревожен больше обычного и не мог задремать; последние дни он даже перестал раздеваться, чтобы при первой тревоге не терять времени на одевание.
Когда совершенно стемнело, он поднялся, тихонько вышел из фанзы и, притаившись возле дверей, стал всматриваться в темноту и вслушиваться. Небо было обложено густыми тучами, и порывы ветра проносили порой крупные капли. Стояла такая темень, что в трех шагах не увидишь человека. Подождав немного, рудокоп стал потихоньку подвигаться к устью шахты, считая шаги, чтобы не свалиться в невидимую дыру. Ветер трепал его жидкую косичку, надувал рубаху, забирался в шаровары и, после теплого кана, заставлял ежиться от холода; крупные и мелкие песчинки сыпались градом на голову.
Дойдя до устья шахты, рудокоп прилег на землю, свесив голову над еле черневшей щелью, и стал напряженно вслушиваться. Вначале из-за ветра ничего не было слышно, но вот хый-фын затих на несколько секунд — и из глубины шахты донеслись явственные, хотя и глухие, удары.
«Эге, вор работает, золото крадет!» — подумал Лю Пи, и сердце его затрепетало от негодования. Ветер опять зашумел, но Лю Пи остался на месте, ожидая новой минуты затишья. Он лежал плашмя, всматриваясь в мрак бездны и стараясь уловить признак самого слабого света.
Хый-фын снова затих, и Лю Пи превратился в слух, зажмурив даже глаза. Снова глухие удары донеслись из глубины, и как будто блеснул слабый свет.
— Ага!.. Так!..
Лю Пи вскочил, вернулся в фанзу, ощупью добрался до Мафу и стал его расталкивать. Рудокоп ворчал и ругался сквозь сон, пока не понял в чем дело.
— Вор, говоришь, золото крадет, — проговорил он, наконец, присев на своем ложе и натягивая шаровары. — Что же мы будем с ним делать?
— Схватим, свяжем руки, золото отберем. Вора отведем к лое.
— Зачем к лое?
— Не можем же мы сами наказать его!
— Почему нет? Отлупим так, чтобы помнил и больше не приходил. А если иметь дело с лое, он станет из нас жилы мотать — за суд, за следствие, за прокорм вора в тюрьме…
— Твоя правда, Мафу. От лое дешево не отделаешься.
— Он еще тебя посадит в тюрьму за то, что скрыл богатое золото, не сдавал всей руды на мельницу. Отвод, пожалуй, отберет.
— Правда, правда, Мафу. Лое — жадный, бессовестный человек.
Мафу слез с кана, нащупал в углу веревку и прихватил на всякий случай кирку. Лю Пи достал запасную рудничную лампочку, сунул за пояс кисет, к которому были привязаны огниво и трут, и оба рудокопа вышли на двор. Мальчики ничего не слышали: завернувшись с головой в одеяла, они спали, как мертвые.