Золотой ангел
Шрифт:
– Верно, Дмитрий Михайлович, – сказал Кислицин.
– Предателям смерть! – запальчиво высказались поляки. – Okrutna 'smier'c! [21]
– Точно! – последним высказался Окунев.
Алабин развивал мысль дальше.
– Вторая часть – это сам побег. Здесь нужно действовать хладнокровно, решительно и смело и не останавливаться не перед чем. Если кто-то из государевых служивых будут сопротивляться или пытаться уничтожить нас, то мы должны принять ответные меры. Кого-то из тюремщиков придется и убить. А как иначе? Чтобы оказаться на свободе придется пролить немного
21
Жестокая смерть! (польск.)
Совет Пяти принялся дискутировать и тщательно прорабатывать план, а после полуночи разошелся спать по нарам.
На следующий день Алабин посетил барак номер два и посовещался с Лукиным. Атаман всецело поддержал план Совета пяти. Каждый член заговорщицкой организации, вступая в ее ряды, давал тожественную клятву о неразглашении ее тайных замыслов.
Теперь начались самые что ни на есть непосредственные и тщательные приготовления к побегу. Под нарами в каждом бараке разобрав половицы вырыли по яме. Он служил одновременно и хранилищем и холодильником. Туда складывали веревки, котелки, кружки, ложки, ножи, топорики, вяленное мясо, соленое сало…
В сухом месте у печки сделали еще тайник куда прятали огниво, фосфорные спички, иголки, веревки, суровые нитки, соль, сахар, сухари, галеты, муку, крупы… То есть все то, что пригодиться при путешествии по Шилке.
В каждом бараке был выборный среди каторжников и одобренный комендантом казначей, который закупал в городских лавках за деньги и по просьбе арестантов любую провизию и принадлежности. Теперь большая часть из закупленного шло на подготовку к побегу. Также нужные продукты выменивались у поваров за водку или покупались острожным казначеями за деньги. Чтобы тюремщики и повара не заподозрили, провизию брали редко, но в большом количестве, дескать, для празднования дней рождения каких-нибудь влиятельных каторжников, например, офицеров из Совета пяти или атамана Лукина со своими подручными. Иногда даты именин просто выдумывались ради осуществления закупок.
Все пятьдесят человек заговорщиков как в едином порыве старались для одной только заветной цели – обретение долгожданной свободы.
Для каждого мятежника Совет, теперь уже не Пяти, а Семи (прибавился Лукин и Кручина) были распределены строгие обязанности. Кто-то дружил с поварами и запасал провизию, кто-то осуществлял негласную разведку расположения башен и караульного помещения, сверял график несения службы караульных, привычки их, особенности, кто-то осуществлял контрразведку, кто-то мастерил ножи и стрелы, кто-то плел веревки, кто-то координировал все планы и давал распоряжения. Все, буквально все представители тайного союза были при деле.
К концу июня в остроге насчитывалось сто семь человек ссыльных, из которых больше половины являлись заговорщиками.
Первого июля тысяча восемьсот десятого года для всех заговорщиков Стретенского каземата пробил долгожданный «час икс». План Совета Семерых вступал в завершающую фазу. Поэтому после команды надзирателей: «Отбой!» никто из бунтовщиков не спал. Да и как тут уснешь: ведь решается
Алабин, как и все, тяжело вздыхал, охал и ворочался на нарах. Сердце его гулко стучало. Нервы были на пределе. Говорят, что ожидание смерти гораздо хуже, чем сама смерть. А ожидание долгожданной свободы – это сильнее мук Тантала! Причем во сто крат. Поручик столько месяцев ждал приближение этого судьбоносного дня. Считал дни, часы, минуты, а теперь уже и секунды. И вот этот день уже как никогда близок. Алабин сильно переживал и молился всем святым, чтобы все прошло идеально и гладко. Главное, чтобы братья Матвеевы не сплоховали. Иначе… Но лучше не стоит думать об этом. Ничего плохого не случиться. Бог должен вознаградить поручика за все его страдания. А сейчас нужно ждать, ждать и ждать… Потерпи, Дмитрий, скоро твоя мечта осуществиться. Уже скоро!
…И вот время перевалило за полночь. Флюиды сильнейшего напряжения и волнения перенасытили и без того тяжелый воздух тюремных бараков. Нервы заговорщиков были натянуты как струны. Кажется, послышится в звенящей тишине какой-то резкий окрик – и все каторжники вскочат со своих мест в едином порыве.
Отдыхающая смена тюремщиков в количестве восьми человек спали беспробудным сном в большой комнате. Почивал и начальник караула в своей комнатке. Среди солдат находились и пособники заговорщиков – Прохор и Иван Матвеевы. Они усиленно делали вид что спят. Под подушками у них лежали острые ножи. Всех сослуживцев своих Матвеевы подпоили хорошенько водкой и первачом: пусть покрепче уснут. На эту акцию мятежники не пожалели денег.
Наступал решающий момент…
Выждав еще немного, пособники заговорщиков потихоньку встали со своих кроватей, взяли ножи и начали свое черное дело. Они мастерски закололи во сне пятерых сослуживцев. Шестой проснулся и хотел, было, поднять тревогу, но Прохор повалил его на спину, зажал рот, а Иван нанес смертельный удар в сердце солдату.
Затем дошла очередь и до начальника караула. Когда братья Матвеевы зашли в комнату, тот, развалившись на стуле и откинув голову назад, смачно храпел. Последовал точный и сильный удар Прохора в середину грудной клетки – и командира не стало. Не стало слышно и храпа. Матвеевы обтерли ножи об мундир начальника караула, припрятали в рукава, вышли на улицу якобы по нужде.
Часовой окликнул одного из братьев Матвеевых.
– Эй, Прохор! Что там у вас за стоны в караульной, кому-то кошмарный сон привиделся?
– Да, это Кузьма Остроум стонет: плохое видение причудилось. Закурить бы? Махорка есть?
– Есть.
Часовой достал кисет и угостил сослуживца махоркой. Прохор скрутил козью ножку толщиной в палец и зачадил. К ним подошел и Иван.
– Выпить хочешь, Григорий? – спросил сослуживца Иван. – Пойдем, налью. Там еще много первача и огненной воды осталось.
– Нам же нельзя, мы в карауле. Да и начальник там.
– Кузьмич? Да он пьян как сапожник, дрыхнет без задних ног. Вылакал водки немерено. До утра пущай поспит, опосля растолкаем. А Прохор постоит покамест за тебя. Кого тут охранять-то? Пьяных сослуживцев? А все арестанты видят десятые сны и заперты под надежный замок. Да и часовые у их ворот слоняются. Куда эти арестантики денутся?
– Пожалуй, я пропущу чарку-другую, а то скучно на посту стоять, – соблазнился солдат предложением Ивана.