Золотой ангел
Шрифт:
Кислицин, заметив кровавые плевки поручика, констатировал:
– Любезный Дмитрий Михайлович, хотя я и не доктор, но точно скажу вам ваш диагноз. У вас, голубчик, самая что ни на есть настоящий грудная болезнь или чахотка! Сия хворь ужасно серьезная, и коли запустить ее – то она оказывается для человека смертельной. Хлопочите, Дмитрий Михайлович, о переводе вас в другую климатическую зону и смягчения наказания. Допустим, на юг Енисейской губернии, в Минусинск или Усть-абаканское. Иначе вам не выкарабкаться из оного недуга.
Алабин подал прошение на имя генерал-губернатора Иркутской губернии Трескина, но ответа не последовало. То ли письмо
И снова на помощь поручику пришли Кислицин и Окунев.
– Мы тебя выручим, Дмитрий Михайлович, – сказал корнет.
– Да, да, мы вас непременно спасем, – вторил товарищу капитан.
– Каким чудесным образом?
– Нам подсказали одно ценное лекарство. И мы выменяли его у бурятов за водку, – гордо и торжественно промолвил Окунев. – Вот оно!
Корнет показал поручику березовый туесок с каким-то белым и густым веществом.
– Что это, господа? – поинтересовался Алабин.
Кислицин объяснил:
– Сие собачий жир – верное средство от чахотки. Пить по большой ложке три-четыре раза в день до принятия трапезы. И болезнь как рукой снимет. Возьмите…
Поручик принял из рук Окунева туесок и понюхал его содержимое… Не очень-то приятно пахнет. Больного затошнило. Как же эту гадость глотать? Немыслимо! Но какой у Алабина выход из этой смертельной ситуации? Надо как-то свою жизнь спасать. А тут все средства хороши. И Дмитрий, превозмогая отвращение к народному средству, все-таки решился на глазах товарищей отправить в рот полноценную ложку жира. Алабина чуть не вырвало.
– Фу, какой противный этот жир! – поморщился поручик. – Сроду не ел подобного.
Кислицин усмехнулся.
– Зато весьма полезное лекарство, Дмитрий Михайлович. Извольте тогда пить с чаем, но без сахара, менее будет противно.
Алабин в следующий раз отведал народного средства по методике Кислицина. Он положил в кружку горячего чая ложку собачьего жира и размешал… Жир вмиг растопился, а после размешивания собрался в белый густой кружочек и стал вихриться по поверхности исцеляющего питья. Алабин отпил из кружки – и тут же убедился: действительно, это лекарство мене противно употреблять внутрь таким подобным способом. Поручик быстро уничтожал белый невкусный кружочек, а потом просто допил чай.
Теперь Алабин неукоснительно соблюдал совет «доктора» Кислицина: пил три раза в день до принятия пищи чай с жиром. Также он пил настои из сушеных трав: подорожника, крапивы, багульника и отвар из сосновых почек и кедрового ореха. Не забывал и про ягоду: бруснику, клюкву, смородину. По совету товарищей Алабин делал вид, что пьет пилюли от тюремного врача, а сам выкидывал их в помойное ведро. И больному стало намного лучше.
Через
– Чудеса, – развел руками тюремный лекарь. – Зажило как, о, пардон, господин офицер, как, как… на собаке. Еще раз прошу прощение за такой каламбур. Вот что творят мои пилюли и порошки! Употребляйте их и далее, любезный! И вы станете самым здоровым человеком на оном свете! Чудеса…
Алабин и его товарищи только посмеялись над словами тюремного лекаря.
Что говорить, многие каторжане мечтали бежать из Стретинского острога № 7. И эта крамольная идея уже давно витала в воздухе среди осужденных, а затем переселилась в умы каторжников-офицеров. В том числе и Алабину: ведь он хотел каким-то чудесным способом попасть в Англию и увидеть свою ненаглядную Катю. Но в отличие от других ссыльных бывший кавалергард первым озвучил эту идею. В разговоре с Кислициным. Они как-то коротали свободное после работы время за шахматами и беседовали. На улице уже был месяц апрель.
– Послушайте, капитан, – начал новую тему Дмитрий – Не хочется мне гнить в расцвете лет на этой каторге. Сдается мне, что следующую зиму я уже не переживу. Чудо, что я уцелел в эту. Благодарю вас за это, Сергей Сергеевич. И Окунева тоже…
– Не за что, Дмитрий Михайлович…
– Так вот что я придумал. А если нам всем бежать отсюда, Сергей Сергеевич? Я думаю, что в нашем каземате непременно отыщутся сторонники этой мысли.
Кислицин сильно удивился.
– Бежать?.. Куда?.. Тсс… Тише, поручик, нас могут здесь услышать… – капитан приложил палец к губам и оглянулся по сторонам. – О, право, боже! Помилосердуйте, Дмитрий Михайлович! Кругом охрана, дикие леса, дикие звери, не мене дикие туземцы. Даже сейчас в апреле смерти подобно совершать побег. Мы просто околеем от ужасного холода. И голода. В апреле в лесу нет ни ягод, ни грибов. Это бессмысленно и авантюрно! Это ретирада напрямую к неминуемой смерти.
– Бежать хоть куда, Сергей Сергеевич! – шепотом, но весьма горячо заговорил Алабин. – К черту, к дьяволу, к медведю в лапы! На пули охранников или стрелы аборигенов! Но только не оставаться здесь. В тайге всегда будет нам пища. Притом у меня есть весьма хороший план, как попасть в Европу.
Глаза капитана еще больше округлились.
– В Европу? Каким таким чудесным образом? Покамест мы дойдем, допустим, до Читы, нас уже всех переловят казаки и выстегают кнутами, а затем отдадут солдатам под шпицрутены. И после сей экзекуции всех снова пошлют на бессрочную каторгу! И в кандалы на весь срок заключения! А возможно случится и того хуже – нас повесят или расстреляют ко всем чертям собачьим.
– Так это в том неблагоприятном случае, если мы пойдем на Запад.
– А мы разве не пойдем туда? Извольте, милостивый государь, тогда каким невероятным образом мы очутимся в Европе? У нас по воле небесной отрастут крылья, и мы перенесемся по воздуху до герцогства Варшавского? Или вы, Дмитрий Михайлович, открыли в себе дар мага и по взмаху волшебной палочки мы неожиданно возникнем где-нибудь в Британии или Германии?
– Благодарю за иронию, капитан, но ваша язвительность здесь неуместна. Мы пойдем на Запад через Восток. Это долгий и опасный путь, но верный.