Золотой Человек
Шрифт:
— Тебе повезло, молодой человек, рана находится чуть ниже сердца. Еще бы чуть-чуть и тебя бы было уже не спасти.
Она ушла в другую комнату. Николай глазами стал исследовать помещение. Бревенчатые темные стены, которые ни чем не украшены, кроме разве что орудий труда или подков. Почерневший камин, сено по всему полу и только глиняная посуда.
— Что случилось? Долго я так пролежал?
Владыка покачал головой
— Больше недели. Тебя вытащил Зак. Тебя и еще пятнадцать человек. Ему некуда было бежать, и он вернулся в свою деревню. Мы сейчас дома у его матери.
— Так он выжил? — Николай снова попытался встать, но его снова остановила боль —
— Его нет. Он уехал на Зельевские холмы. Сказал, что хочет похоронить тела учителя и супруги здесь.
Николай откинул голову на подушку и закрыл глаза, словно пытаясь проснуться. Он лежал так молча несколько минут.
— Как вы нашли нас? Что происходит вообще?
Владыка вздохнул.
— Сразу после вашего ухода на север в Централе начались беспорядки. Чадаева не было на Зельевских холмах. Он остался в столице и руководил бунтом… Пока вы бились с его людьми, он захватил власть. Люди поддержали его всецело. Те, кто на следующее утро вспомнили про свой долг, были задавлены толпой. Я больше не знаю что там в столице, говорят, что кто-то организовал античадаевское подполье, но шансов у них нет. Свитки я увез с собой той ночью, они здесь.
— Сколько спаслось?
— Из золотых людей уцелело не больше ста человек. Новый император объявил Золотое Общество вне закона, отменил все старые нормы. Всех уцелевших начали ловить, арестовали даже детей… им рубят головы на штабной площади — Владыка закрыл глаза, голос его сбивался и дрожал — это я виноват…
Николай не верил ушам. Даже детей придавали казни. Что теперь делать? Вечно прятаться?
— Это не все. Свитки что я забрал… Не знаю, почему это случилось… в общем — он достал из кармана фотографию и передал ее. Она была сделана наспех, на ней был свиток с горящим именем. — Это седьмой свиток, в тот день он загорелся твоим именем.
На фотографии свитка с номером «VII» на ручках стержня, золотая бумага горела надписью Никола Владыч.
Теперь Николай поднялся с кровати, проглатывая боль. Демиан силой уложил его обратно.
— Как!? Это невозможно!
— Да, невозможно. Но истина такова.
Николай еще раз посмотрел на фото. Он долго молчал, но потом шепотом вымолвил
— Почему сейчас… мне ведь даже не у кого спросить совета
Он закрыл глаза и постарался отстраниться.
— У нас нет сил и времени на церемонии — Демиан подошел к неприметному сундуку и достал из него свиток — все семь свитков теперь переходят под твое распоряжение, они здесь. Открой седьмой когда сочтешь нужным, я не тороплю тебя. Поправляйся.
Владыка вышел из комнаты. Николай еще раз посмотрел на фотографию. Для него теперь было не важно, что хранит седьмой свиток. За все время, проведенное в Веридасе, его совершенно не волновали свитки, он был здесь по другим причинам, с целью не столь благородной, не столь истинной и подобающей настоящему золотому человеку, с опасной жаждой крови. Но теперь именно ему почему-то открылся последний ключ. Ключ, который может свести с ума, поэтому даже то небольшое любопытство, что появилось в нем перед седьмым свитком, полностью гасилось страхом его содержания.
До начала октября все проходило не меняясь. Николай потихоньку поправлялся, вскоре смог встать с кровати. Пришлось расстаться с формой Золотого Общества, точно как и с косичкой. Теперь юношу нельзя было отличить от остальных, на него больше никто не оборачивался, никто не сторонился. Он снова стал равным. Зак все еще не вернулся, и это начинало беспокоить. Деревня, в которой Николай нашел пристанище, находилась далеко на востоке от Централа. Она была окружена множеством смешенных лесов, большинство деревьев уже пожелтели. Каждое утро Николай прогуливался по грунтовым дорогам, выходил в лес и шел к небольшому холму. Там был обрыв, с которого открывался осенний лес, уходящий далеко за горизонт. С собой он всегда носил свиток, но рука к нему не тянулась. Здесь в одиночестве он мог просидеть до самого вечера. И больше ничего не хотелось делать, ничего не хотелось менять. Он не думал о Насте, не думал о Сергее Сергеевиче, не думал о Чадаеве. От этого была одна только боль. Он устал, и теперь словно назло самому себе мучился бездельем. Но с каждым таким днем свиток словно становился частью его, он манил его. Страх стал остывать. Сначала он взял его в руки, потом долго не отрывал глаз от своего горящего имени. Скрепп часто рассказывал о церемонии Чадаева первого июля. Дмитрий продержал его открытым несколько секунд. А потом проследовало разочарование. Могло ли это значить, что в свитке вовсе не указан последний ключ к Истине? Значит, все ученые Золотого Общества за многие века впадали в заблуждение. Николай поводил по надписи ладонью.
Только сейчас он осознал, что ему не хватает опоры. Он словно падает в пропасть. Он вспомнил Скреппа, но в голову почему-то полезли только плохие мысли. Моменты его пререканий, вечных споров. Юноша никак не мог найти приятное, хорошее, теплое воспоминание. Скрепп для него всегда был высоченной каменной стеной, постоянно ограничивающей, спасающей от самого себя. Берег ли он его от чего-то, или просто хранил как воспоминание о Драгане.
На небе простиралось волнистое поле из облаков, солнечного света не было, только холодный ветер.
— Это не должен быть я — он заговорил со свитком — почему это я. Из-за тебя теперь чувствую себя не на своем месте. Почему сейчас?.. Хотел бы я знать, профессор — он закрыл глаза — Знаете, Сергей Сергеевич, мне легче осознавать, что вы рядом, все еще контролируете меня. Вы ведь рядом? Даже сейчас?
Он замолчал и несколько минут в самом деле будто бы ждал ответа. Но ответа не последовало. Ветер продолжал создавать шум от листвы леса. Редкие капли воды стали падать на черную землю.
Николай крепко взял свиток в обе руки и начал открывать. Страх никуда не ушел, он даже закрыл глаза. Юноша прекрасно осознавал, что этот свиток открывается третий раз в истории.
Бумага поддавалась хуже, чем обычно у остальных свитков, но с тем же звуком шуршащей и поскрипывающей о деревянную ось ткани.
Раскрыв свиток до конца, Николай открыл глаза и увидел, как с позолоченной бумаги на него смотрит черное око. Зрачок был немного прикрыт верхним веком и смотрел точно в глаза Николая. Это вселило в него неописуемый ужас, и юноша с криком откинул от себя свиток. Тот сразу же захлопнулся. Николай тяжело дышал, перед ним до сих пор стояла чернота ока, словно кто-то всевышний смотрел на него через свиток. Вокруг ока крутилась какая-то надпись. Это все, что там было.
Николай дотянулся до свитка и дрожащей рукой снова начал его открывать. Сердце юноши бешено колотилось. Позолоченная бумага снова была развернута. Веки ока раскрылись, как только Николай посмотрел на них. Черный зрачок снова начал оценивать юношу. Но Николай сдержал себя. Он посмотрел на надпись. Она медленно крутилась вокруг ока. Староверидасский язык, но слова знакомые. Сложно было переводить под пристальным взглядом свитка, но к этому потихоньку можно было привыкнуть. Николай перевел надпись.