Золотой человек
Шрифт:
— А разве это ничем не грозит Тимее?
— Ноэми, ты пугаешь меня!
— Или ты не знаешь, на что способны мы, женщины? Поспеши известить Тимею о таинственном ходе, я от души желаю ей счастья!
Михай поцеловал молодую женщину в лоб.
— Милая ты моя, добрая девочка! Но я же не могу писать Тимее. Она сразу узнает мой почерк, поймет, что я жив. А если так, она уже не будет считаться вдовой, а я не смогу больше блаженствовать в твоем саду.
— В таком случае я напишу ей сама.
— Нет, нет, этого я тоже не позволю! Они не должны получать писем от тебя. Я осыпал Тимею золотом, бриллиантами, но ни одной твоей строчки она не получит. Это моя личная драгоценность. Я ничего не принес тебе от Тимеи и ничего не позволю тебе послать ей. Ты не должна писать этой женщине.
— Хорошо, — с улыбкой согласилась Ноэми. — Но я знаю, кто это может сделать. Пусть Доди напишет!
Тимар залился веселым смехом. Сколько остроумия, нежности, детской наивности и вместе с тем глубокомыслия было в словах Ноэми! В самом деле, маленький Доди своим письмом спасет Тимею от грозной опасности!
— Малютка Доди… Тимее!..
Тимар хохотал до слез.
Однако Ноэми отнеслась к делу вполне серьезно. Она сама составила текст письма, и мальчик старательно переписал эти важные строки, без единой ошибки перенеся их на линованную бумагу, хотя их содержание было ему непонятно.
Письмо было написано хорошими темно-фиолетовыми чернилами, приготовленными из листьев черной мальвы. Запечатала его Ноэми белым воском, а так как в доме не водилось ни печати с гербом, ни монеты, Доди поймал красивую золотисто-зеленую букашку и вдавил ее вместо герба в середину воскового кружка. Опустить письмо в почтовый ящик поручили знакомому торговцу, заехавшему на остров за фруктами.
Итак, послание маленького Доди отправилось к Тимее!..
«Ах, какая ты неловкая!»
У Тимеи было еще второе имя — Сузанна. Первое имя ей дала мать-гречанка, вторым ее нарекли при крещении, и она называла себя так, когда подписывала документы или праздновала свои именины.
В провинциальных городах Венгрии издавна существует обычай справлять именины. Родственники и близкие знакомые, даже не будучи приглашены, считают своей обязанностью почтить своим присутствием дом именинника, где всякого гостя встречают радушно, с истинно венгерским гостеприимством и хлебосольством.
Однако некоторые знатные семейства имели обыкновение рассылать на подобные семейные торжества печатные приглашения — это считалось признаком хорошего тона, к тому же не получивший карточки понимал, что ему следует воздержаться от поздравления.
День Сузанны отмечается дважды в году. Тимея праздновала тот, что приходится на зиму, поскольку муж бывал обычно в это время дома. Приглашения рассылались по крайней мере за неделю до именин. Но о дне Тимеи никто не вспоминал, так как в те времена это имя не значилось ни в отрывном комаромском календаре, ни в «национальном календаре Траттнера-Каройи», а других календарей в провинции не было. Память святой Тимеи отмечалась церковью в один из чудесных майских дней, когда Михай обычно отсутствовал. Именно в мае, в день своей святой, Тимея ежегодно получала роскошный букет белых роз от «неизвестного почитателя». Букет всегда доставлялся по почте, в картонке.
Пока был «жив» Тимар, майор Качука неизменно получал приглашение в день официальных зимних именин, но в ответ лишь оставлял у привратника свою визитную карточку, а на вечер никогда не являлся.
В этом году официальные именины не справлялись. Верная жена все еще носила траур. Но вот наступил май. В день, когда г-жа Леветинци обычно получала букет белых роз, ее одетый в траур слуга принес майору Качуке письмо. Вскрыв конверт, майор с удивлением обнаружил отпечатанное на глянцевой бумаге приглашение, только вместо имени «Сузанна» там стояло имя Тимеи Леветинци. Майора просили пожаловать на вечер.
Качука недоумевал: что это за причуда со стороны Тимеи? Ведь она возмутит все комаромское общество, справив именины в день православной Тимеи, а не протестантской Сузанны. К тому же, против всех правил, приглашения разосланы в самый день празднества.
Однако на этот раз Качука решил прийти на именины.
Его приглашали к половине девятого. Майор не хотел быть одним из первых и поэтому отправился к Тимее в половине десятого.
Отдавая в передней плащ и шпагу слуге, майор спросил, много ли собралось гостей. Тот ответил, что пока еще нет никого. Майор был ошеломлен. «Неужели все так обиделись, что решили даже не являться?» — подумал он.
Еще больше встревожило его, что в зале зажжены все люстры, а длинная анфилада комнат ярко освещена. Значит, гостей ожидалось много.
Вышедшая ему навстречу камеристка сообщила, что барыня ожидает господина майора в гостиной.
— Кто сейчас у нее?
— Она одна. Мадемуазель Аталия с маменькой уехали в усадьбу к господину Фабуле, там нынче парадный обед с ухой.
Качука опешил. На именинах не только не было званых гостей, но и все домочадцы покинули хозяйку. Майор терялся в догадках.
Тимея ожидала его в гостиной. К его удивлению, она была вся в черном, что отнюдь не гармонировало с торжественностью вечера и с окружавшей ее роскошной обстановкой.
«Она носит траур и в то же время справляет свои именины. Облачена в черное и сидит в ярком свете золоченых люстр?!»
Однако выражение лица хозяйки не соответствовало ее траурному наряду. На губах ее мелькала нежная улыбка, на щеках играл легкий румянец. Она приветливо приняла своего единственного гостя.
— Долго же вы заставили себя ждать! — сказала она, протягивая майору руку, которую он благоговейно поцеловал.
— Говоря по правде, я боялся прийти первым.
— И напрасно. Все, кого я пригласила, уже здесь.
— Где же они? — с изумлением спросил майор.
В столовой. Собрались за столом и ждут только вас.
С этими словами молодая женщина взяла гостя под руку, подвела к большой двустворчатой двери и распахнула ее перед ним.
Майор все больше недоумевал. Столовая была ярко освещена восковыми свечами, горевшими в великолепных серебряных канделябрах. Длинный стол был накрыт на одиннадцать персон, и вокруг него стояло одиннадцать кресел в стиле рококо. Но на креслах никто не сидел. В комнате не было ни души.