Золотой человек
Шрифт:
Тимар все слышал. Сон не шел к нему. Дверцу чердака он оставил открытой, чтобы в нее проникал свет. Стояла лунная ночь, и когда собака утихомирилась, кругом воцарилась мертвая тишина. Это была удивительная, необыкновенная, меланхолично-мечтательная тишина, только одинокие ночные голоса нет-нет да нарушали ее.
Сюда не доносился ни скрип арбы, ни шум мельничных крыльев. Это была тишина болот, островов и мелей. Лишь изредка к небу несся протяжный крик выпи — обитателя болот. Замирающим аккордом звучал в воздухе шум крыльев летучих мышей. И утихающий ветер играл на арфе, пробегая по ветвям и стволам тополей. Бекас вскрикивал в камышах, подражая плачу ребенка, жук-рогач с жужжанием шлепался о белую стену дома. Деревья тонули во мраке; в лесной чаще словно кружились в танце с факелами волшебные феи — то светлячки блуждали по гнилым пням. А сад был залит до краев серебряным лунным светом, и вокруг пышных бутонов розоватой мальвы роились серебристокрылые ночные бабочки.
Дивный уголок! Человек, проведший здесь хотя бы одну бессонную ночь, способен навсегда полюбить его и оставить здесь свою душу. Божественное уединение! Только бы не нарушил звук человеческой речи этой гармонии ночных голосов.
Увы, так оно и случилось…
Там, внизу, в двух маленьких комнатушках, люди тоже не спят, словно какой-то злой дух гонит от всех сон и покой. То и дело слышатся в ночной тиши тяжелые вздохи…
«Ах, боже мой, боже!» — вздыхает кто-то в одной комнате. «О аллах», — вторят ему из другой.
Нет, решительно нельзя заснуть!
В чем же дело? Почему людям не спится?
Размышляя об этом, Тимар вдруг поймал себя на мысли, которая заставила его вскочить с мягкого ложа. Схватив разостланный на сене плащ, он накинул его на плечи и спустился по приставленной к чердаку лестнице на землю.
Вероятно, не одному ему пришла в голову ужасная догадка.
Когда Тимар, стоя на углу дома, шепотом позвал: «Альмира!» — из дверей комнаты словно эхо отозвался другой голос, тоже окликнувший собаку.
То была Тереза.
— Что, не спится вам? — спросила она.
— А вы зачем зовете Альмиру? — вопросом на вопрос ответил Тимар.
— Не могу заснуть.
— Признаюсь, я вдруг подумал, не отравил ли пса этот… этот человек… Как-то уж слишком неожиданно собака замолчала.
— Я тоже об этом подумала. Альмира!
Пес вышел из убежища, помахивая хвостом.
— Слава богу — все в порядке, — проговорила Тереза. — Этот человек уже ушел: вон, топчан даже не разобран. Иди, Альмира, я отвяжу тебя.
Ньюфаундленд лег в ногах хозяйки и спокойно позволил снять с себя кожаный ошейник. Потом он мягко положил передние лапы на плечи хозяйки и благодарно лизнул ее в лицо. Повернувшись к Тимару, он поднял свою мохнатую лапу и с достоинством протянул ее шкиперу, понимая, что тот ему друг. Затем пес встряхнул головой, лег на спину, дважды перекувырнулся и спокойно разлегся на мягком песке.
То, что пес больше не лаял, было верным признаком того, что ненавистного ему человека уже нет на острове.
Тереза подошла к Тимару.
— Вы знаете Тодора?
— Да, я однажды встретился с ним в Галаце. Он явился на мое судно и вел себя так, что я никак не мог понять, кто передо мной: контрабандист или наемный шпион? В конце концов я прогнал его с судна. Вот и все наше знакомство.
— Почему же вам пришло в голову, что этот человек может отравить Альмиру?
— Скажу вам откровенно. Я невольно был свидетелем вашего с ним разговора там, внизу, — на чердаке слышно каждое слово, произнесенное в доме.
— Значит, вы слышали и его угрозу? Если, мол, я не дам ему денег, он донесет на нас, и тогда мы пропали.
— Да, слышал.
— Боже мой, что вы теперь о нас подумаете? В ваших глазах мы, наверное, преступники, бежавшие от страшной кары на этот пустынный остров? Или темные люди, занятые каким-нибудь тайным промыслом? А может, вы полагаете, что мы — семья разбойников, скрывающаяся от преследований грозных властей? Скажите честно, что вы думаете о нас?
— Ни о чем таком я не думаю, сударыня! Просто не хочу ломать над этим голову. Вы гостеприимно предоставили мне ночлег, и я за это очень вам благодарен. Ветер утих, завтра я отправлюсь дальше и навсегда позабуду то, что видел и слышал на этом острове.
— Нет, я не хочу, чтобы вы уезжали отсюда с таким чувством. Вы должны узнать всю правду. Не знаю почему, но я с первого взгляда почувствовала к вам доверие. Меня мучило бы сознание того, что вы уехали, подозревая нас в чем-то или даже презирая. Вот почему мне не спалось, да и вам тоже. Ночь такая тихая… я не могу удержаться, чтобы не поведать вам тайны моей горестной жизни. А вы уж рассудите сами. Я расскажу вам всю правду, только правду. И когда вы узнаете историю этого острова и нашей хижины, тогда вы не скажете то, что сейчас сказали: «Завтра я уеду и навсегда позабуду эту ночь», Нет, вы будете наведываться сюда из года в год, каждый раз, когда долг службы приведет вас в наши края. Вы не сможете проплыть мимо острова, не захотев отдохнуть с дороги под нашей тихой кровлей. Присядем же, и выслушайте историю этой хижины.
История жителей острова
Двенадцать лет тому назад мы жили в Панчове, где мой муж служил чиновником в городской управе. Его звали Белловари, Он был молод, красив, умен, добр, и мы очень любили друг друга. Мне было двадцать два, ему тридцать. У нас родилась дочь, которую окрестили Ноэми. Мы жили не богато, но зажиточно. Муж имел спокойную службу, хороший дом, чудесный фруктовый сад, землю. Я была уже без родителей, когда он взял меня в жены, и принесла в его дом все свое состояние. Жили мы тихо, в достатке.
Был у мужа закадычный друг — Максим Кристиан, отец того самого человека, который только что был здесь. Тодору тогда исполнилось тринадцать лет; это был подвижный, веселый, красивый мальчик, с острым, живым умом, Когда Ноэми еще носили на руках, мой муж и Кристиан дали друг другу слово поженить детей. И я так радовалась, когда мальчик брал руку моей малютки и спрашивал ее: «Ты пойдешь за меня замуж?» — а девочка весело смеялась.
Кристиан был купцом. Но не настоящим коммерсантом, знающим все тонкости своей профессии, а так, мелким маклером, который ведет дело вслепую: повезет — хорошо, не повезет — вылетит в трубу.