Золотой дождь
Шрифт:
И я громко смеюсь. Это низко и мелко и достойно презрения, это инфантильность, мстительность, даже ненависть. Но я не в состоянии удержаться. Она забеременела, поэтому сумела выскочить замуж, но, разумеется, все последние месяцы перед экзаменом жила в большом напряжении. Последние три месяца она была сама не своя, но планировала свадебное торжество и выбирала подходящий цвет обоев для детской. И наверное, мало занималась.
Ха-ха-ха. В конечном счете я посмеялся последним.
Пьяный водитель, который наехал на Дэна ван
Брюзер вызывает нас обоих к себе в кабинет и плотно закрывает дверь. Он поздравляет меня со сдачей экзамена. Он тоже сдал его с первой попытки, и я уверен, что, слыша это, Дек чувствует себя еще большим дураком. Но Дек невозмутим, он просто сидит и облизывает губы, склонив голову набок. Брюзер еще с минуту болтает о том, как уладилось дело ван Лендела. Сегодня утром он получил чек на сотню тысяч долларов, и ван Ленделы прибудут днем, чтобы рассчитаться за помощь. Он полагает, что и мы, очевидно, кое-что получим от этой сделки.
Мы с Деком обмениваемся нервными взглядами.
Брюзер говорит дальше, что у него, можно сказать, и так был удачный год, он заработал больше денег, чем все мы, вместе взятые, и он хочет, чтобы его служащие тоже были довольны. А кроме того, дело с ван Ленделом было улажено очень быстро. Сам он лично работал над ним меньше шести часов.
Мы с Деком недоумеваем, какую же работу он проделал в эти шесть часов.
Таким образом, от доброты сердечной Брюзер желает компенсировать нам наши труды. Его доля – треть всего гонорара, то есть тридцать три тысячи долларов, но он не собирается брать их все себе. Он хочет поделиться с нами.
– Я собираюсь отдать вам треть своей доли, разделив ее между вами поровну.
Мы с Деком молча делаем подсчеты. Треть от тридцати трех – это одиннадцать тысяч. А половина равна пяти тысячам пятистам долларов.
Я пытаюсь не расплыться в улыбке и говорю:
– Спасибо, Брюзер, это чрезвычайно щедро с вашей стороны.
– Не стоит благодарности, – откликается он, словно быть щедрым – в его натуре. – Пусть это будет подарком за то, что ты сдал экзамен.
– Спасибо.
– Ага, спасибо, –
Мы оба ошеломлены, но каждый при этом думает, что на долю самого Брюзера приходится двадцать две тысячи всего за шесть часов. То есть это приблизительно по три тысячи пятьсот долларов в час.
Но я не ожидал от него и полцента и поэтому чувствую себя богачом.
– Хорошая работа, парни. Давайте подписывайте побольше таких контрактов.
Мы одновременно киваем. Я подсчитываю и уже распределяю, сколько и на что потрачу. Не сомневаюсь, что Дек проделывает ту же мыслительную работу.
– Мы готовы к завтрашней встрече? – спрашивает меня Брюзер.
Мы оспариваем ходатайство «Дара жизни» с предложением отклонить иск Блейков. Заседание назначено на девять утра при участии и под началом его чести Харви Хейла. У Брюзера уже состоялся неприятный разговор с судьей относительно ходатайства. Мы не очень надеемся, что дело дойдет до слушания в суде присяжных.
– Полагаю, что да, – отвечаю я, и сердце у меня болезненно сжимается. Я приготовил и подал тридцатистраничное краткое опровержение, на которое Драммонд и компания выстрелили своим опровержением. Тогда Брюзер и позвонил Хейлу и состоялся этот неприятный разговор.
– Возможно, я предоставлю тебе возможность самому вести обсуждение, так что будь готов, – говорит Брюзер. Я с трудом глотаю комок, застрявший в горле. Мое беспокойство переходит в панический страх. – Принимайся за работу, – добавляет он. – Будет стыдно проиграть дело на этой стадии, даже не доведя до слушания в суде.
– Я тоже участвую в этом деле, – приходит мне на помощь Дек.
– Хорошо. Мы отправимся в суд втроем. У них же, Господи спаси, будет, наверное, человек двадцать, не меньше.
Внезапно богатство пробуждает вкус к радостям жизни.
Мы с Деком решаем пренебречь нашим обычным супом и сандвичем у Труди и вместо этого обедаем в ближайшей бифштексной. Мы заказываем ребрышки.
– Никогда прежде Брюзер не делился гонораром, – говорит Дек, дергаясь и судорожно поглядывая по сторонам. Мы сидим в отдельной кабинке в конце темного обеденного зала. Нас никто не может услышать, но он тем не менее беспокоится. – Что-то должно грянуть, Руди, – я уверен, что Токсер и Ридж вот-вот сбегут. Федеральные агенты обложили Брюзера со всех сторон. Вот он и отдает свои деньги. Я нервничаю, я очень из-за всего этого нервничаю.
– О'кей, но почему? Они же не могут нас арестовать.
– Я не поэтому беспокоюсь. Я беспокоюсь насчет своего места работы.
– Не понимаю. Если Брюзер будет обвинен и даже арестован, его могут, как бывало прежде, выпустить под залог, и фирма все равно сможет функционировать, пока они не закончат дела.
Мои слова его злят.
– Послушай, а что, если они заявятся с требованием немедленно предстать перед судом и с ордером на прекращение деятельности фирмы? Знаешь, они могут так сделать. Так бывало в случаях с рэкетом. Федеральные агенты любят напасть на юридическую контору, конфисковать все дела и увезти компьютеры. Им наплевать на нас с тобой.