Золотой дождик
Шрифт:
Когда выруливал задом к калитке, я увидел у вторых ворот новый Nissan моего дядьки. Лай нашего шпица уже тут. Я нажал на домофон и открыл калитку своим ключом. Тут же была моя сестрица, она якобы что-то делала на улице, но на самом деле просто скрывалась от эпицентра проблем. Хорошо седая, хоть и скрывает это, всего на 6 лет старше меня.
– Оставь надежду всяк сюда входящий – улыбнулась она.
– Дом, милый дом.
Мы обнялись, но она знала, что я знаю, что именно она растрезвонила о моём увольнении. Она всегда хотела быть любимицей.
– Ути моя мохнатушка, клясавица, как я по тебе соскучился, а ня-ня-ня-красавица, а-ня-ня-ня-красавица.
Ей стало повеселее, и мне тоже.
Мама встретила меня у входа. Она любит всю эту театральную херню, и выпятила нижнюю челюсть, что лишало её привычной красоты где-то на процентов 40.
– Пойдём, – больше она ничего не сказала.
Зал, стол, два дивана, два кресла, шкаф со стеклом. Три огромные фотографии висят на стене, со свадеб брата, сестры и меня. Мама и папа есть на всех. Мама такая же как на фотографиях – красивая, если, конечно, не считать эту проклятую выпяченную челюсть, а вот отца уже нет. Вместо него здесь торчал мой дядя. Мы сели. Молчали секунды три. Собака в комнату не зашла.
– Не хватает, – заплакала мама, – не хватает мне сил. Хь-хь отец справлялся, а…а я не могу. Не могу! Хь-хь. Мальчик, мой мальчик, талантливый, способный мальчик. Куда…когда был тот момент, когда ты стал катиться вниз? Я не заметила его. Не заметила…
Дядька смотрел в пол, будто на похоронах, а она продолжала.
– Что мне говорить…м-м? Ч-Т-О ТЫ предложишь мне говорить остальным? У меня все спрашивают: «Что произошло?», «Что там с Данилой?», «нужна-ли помощь?». А я не знаю, как отвечать, я сама не знаю что с Данилой!
– Мам да просто…
– Замолчи-замолчи! Замолчи я сказала!
– Прости-прости, я думал ты спрашиваешь.
На самом деле у неё никто ничего не спрашивал, они узнали об этом только сегодня, легко догадаться от кого.
– Когда ты уволился?
– Я, неделю назад.
– Господи! И ты молчал! А Маша что?
– Ничего.
Маша не знала.
Сперва я молчал и терпел, потом мы стали ругаться и в конце концов всё перевернулось вверх дном.
– Не ори на мать! – рычал мой дядька
Я городил своё, словно его и не слышу, но я всё слышал.
– Не справился! Не справился!..
– Да там и курица безногая справится, и безголовая.
Он крикнул что-то типа: «Вот ты и справлялся!».
– Подумай о своей семье, подумай о Маше! Ты вообще думал о ней, или ты только о себе это делать умеешь! Что ты будешь делать, если она уйдёт?! Что?! Скажи!
Моя семья – это и есть Маша, поэтому семьи практически и нет.
– Ей что, на панель идти, чтобы тебя прокормить?
Тут бы стоило взбунтоваться, но мне стало смешно, потому что Маша в своей страховой зарабатывала слишком неплохо, чтобы даже
– Зачем было учиться, зачем!?
– Я не знаю! НЕ ЗНАЮ!
– Хорошо…хорошо, – сказал дядька, – бес попутал, начальник не угодил, короче что-то не устраивало, подставить хотели…плевать! Хорошо. Вот что. Утром я набрал Аркадию Семёновичу…
– Господи, вы что, серьёзно?
– Подожди. Он начальник «Майора». Понял, да?
– Да, я знаю.
– Лучшее охранное агентство в области! – вмешалась мама.
– Так вот он готов взять тебя помощником. Первое время будешь на подхвате, а потом втянешься. И зарплата там неплохая.
– «Первое время» – это сколько? – спросил я.
Лицо дядьки вытянулось и стало цвета дупла гниющего дерева, дупла какой-нибудь портовой шлюхи, хотя здесь ещё темновато было, и я быстро сказал.
– Хотя нет, я наверно сразу откажусь.
Что тут началось, казалось, они как медузы на Солнце растворятся в своём крике.
«Да ты просто щенок!», «Только попробуй попросить денег!». У них не хватало сил высказать, что они думали. Дядя нёс какую-то пургу – я пытался ответить – он не давал мне сказать и половины – я отвечал громче – мать орала, чтобы щенок не повышал голос.
В конце я сказал, что ненавижу госслужбу, весь этот уклад. Я предложил им посмотреть на сестру и брата, и куда это их завело.
– …Мы всегда боялись вас обидеть!
– А-а-а, теперь мы виноваты!
– Ладно, всё, – я поднялся.
– Подумай о Маше, – сказала мама в слезах, – если не хочешь о матери, о мёртвом отце, подумай хотя бы о ней. Она ради тебя настолько пошла, НАСТОЛЬКОЕ, … ты обязан ей за то здоровье, что она потеряла. Ты ей обязан! И сегодня, она продолжает быть с тобой не смотря на всё твоё самолюбование. Что ты будешь без неё? А ты, а ты…
Я вышел из зала с фотографиями. Под лестницей идеально умещалась клетка шпица и там собака дрожала в самом углу, смотрела на меня круглыми чёрными глазами. Вот такое вот дерьмо, милашка. Наверно, она видит мир даже более реально чем мы, наверно, молниеносную, несуразную мысль, что проносится у неё в башке можно было бы выразить просто:
«им повезло уродиться богами, кормильцами, обладателями ЧЕГО-ТО ЧЕГО-ТО, еды, а они…непонятно. Мне бы той вкуснятины, что вчера сбросили вниз и клянусь, больше ничего, клянусь, больше ничего! Пусть только все проблемы унесутся мимо, туда, куда летит ветер над колосьями пшеницы».
«Малышка заткнись. Ты обжираешься так, что мы тебя по врачам постоянно таскаем. Жрёшь как свинья».
«Мне страшно».
Сестры на улице видно не было, наверно, она пыталась разобраться с собой, стоила-ли её манипуляция свеч, может ей было стыдно, но уверен, она найдёт из этого выход. Когда садился в машину, не было и намёка на Солнце, но всё равно было тепло, прохладный ветерок, словно включил и печку, и кондиционер одновременно. Я поехал к друзьям.