Золотой эшелон
Шрифт:
Началось это с полгода тому назад. Первые сообщения сопровождались бодрыми дополнениями: «На подавление бунта направлена …дивизия МВД. Подробности операции будут сообщены в следующей сводке новостей». Однако подробности, притом весьма короткие, поступили лишь дважды. Сводки становились все лаконичнее и вскоре приобрели вид: «Бунт АЯ-195». И дата. И все. Понимай как знаешь. Ни призывов к бдительности, ни инструкций.
Такими сводками Новикова кормили раз в неделю: состояние лагерей по стране. Новиков стал отмечать бунтовавшие лагеря на большой карте СССР,
Последние три дня стукачи всех девятнадцати лагерей узла ЖХ-385 сообщали, что все зоны одновременно называют их в глаза стукачами. Вчера они замолкли, как по волшебству: кто не явился к оперу, кто не бросил в почтовый ящик очередную информацию, кто, под конвоем приведенный, просил перевести в другую зону, но о своей ничего не знал.
И все это ослы из Главного управления не считают достаточными признаками бунта! А когда из Новикова выпустят кишки, об этом будет очередная сводка, и кто-нибудь такой же молодой и перспективный нарисует на карте новый жирный крест — от Саранска до Потьмы!
Новиков только что отпустил расконвоированного зэка Сеню Рога. Уже месяц он брал у Сени уроки зэковских замашек и блатного жаргона. Оказалось, что он не знает элементарных вещей. Например, какая газета — «Известия» или «Правда» — лучше для самокруток. И что фразой «конь с яйцами» обзывают женщину, а не мужчину, как он думал. Новиков был в отчаянии, а Рог брал за каждый урок по пять пачек американских сигарет.
Новиков включил магнитофон с записью урока и невольно вздрогнул, услышав хриплый баритон Сени Рога:
— Ты, кусок интеллекта! Нахватался верхушек, падла! Я те глаза выниму и соломой заткну! Мент вонючий.
Он открыл шкаф, снял с вешалки потертый зэковский бушлат и драные хлопчатобумажные штаны. Переоделся, глянул в зеркало и повторил:
— Мент вонючий!
Получилось неубедительно, без чувства. И тут зазвенел телефон. Сквозь треск и вой он различил обезумевший голос начальника четырнадцатой зоны с Молочницы:
— У меня бунт, шлите…
Дальше был только грохот отдаленного взрыва.
Новиков подскочил к сейфу и стал выгребать из него в большую дорожную сумку пачки денег, пакеты с наркотиками и коробки с патронами. Сунул наверх набор иголок для татуировок и задернул молнию. Дежуривший у выхода прапорщик дрожащими руками примыкал к автомату штык. Он не сразу узнал Новикова в зэковском бушлате, а узнав, озарился и затараторил:
— Я с вами, товарищ подполковник, я с вами!
— Конечно же со мной, Ванечка. Помоги сумку поднести.
Прапорщик закинул автомат за плечо и наклонился за опущенной на пол сумкой.
Выпрямиться он не успел. Выстрел в упор снес ему половину черепа. Новиков быстро сунул пистолет в карман и выдернул сумку из-под отяжелевшего Ванечки.
— Вот сука, все мозгами забрызгал!
И направился к выходу.
Почему-то никто не замечал многие годы, что возле Явасской спецчасти КГБ примостился этакий
Бункер был небольшой, построенный по типовому проекту. Еще в брежневские времена закрытый отдел Научно-исследовательского института Гражданской обороны разработал четырнадцать вариантов бункеров для ответственных работников на случай ядерной войны. В бункерах для членов Политбюро имелись бассейны и парные бани. Бункер, спасший Новикова, был низшего разряда: двухъярусные койки, холодильник с запасом продуктов, примитивный сортир и каморка с аппаратом секретной связи.
По инструкции Новиков должен был первым делом звонить в Москву, в центр. Однако для начала он инструкцию нарушил. Русые его волосы опадали на пол. Зеркало было одно, и на затылке он орудовал ножницами на ощупь. Потом подровнял все бритвой. За пару недель щетина отрастет, щеки втянутся — и кто его отличит от зэка?
Он набрал код такого же бункера, как его: в Пермском лагере. Там взбунтовались десять дней назад. На четвертом звонке аппарат ожил, и он узнал голос своего однокашника полковника Петина.
— Алло!
— Алло!
— Здравия желаю, товарищ полковник. Говорит подполковник Новиков.
— Ага. Значит, и тебя уже в бункер загнали.
— Загнали. Я хотел посоветоваться, как в Москву докладывать.
— Подмогу просить собрался. Дурак. Звони-звони. Тебе велят явиться с докладом в Москву, а заодно напомнят об ответственности за архивы. Добираться при этом пердячим паром, а отбиваться своими средствами. Затем начнут звонить по три раза в день, угрожать трибуналом и требовать доложить обстановку. Сходи, мол, на разведку, языка прихвати и жди распоряжений. У тебя началось?
— Только что. Похоже, всюду одновременно.
— Точно как у меня.
— Что же теперь делать?
— Головой думать. Пора. Побереги аккумуляторы.
Этот последний совет Новиков оценил позже. Лампочка горела еле-еле. Было душно. Сколько прошло дней — он не знал: часы с датами он с юности считал пижонством. Щетина, однако, уже колола ладонь.
Новиков решился. Он выложил на стол набор для татуировок. Эх, предлагал ему Рог привести специалиста! Уже бы все зажило. Но тянул до последнего: шкуру берег. Вот и коли теперь сам!
Он пошарил в сумке и похолодел: альбома не было! Того самого, что подарил ему Павел Поликарпович, — как знал, что пригодится! С коллекцией наколок и расшифровкой: которая что значит.
Отчаянье нахлынуло и перекрыло глотку. Появиться среди блатных о татуировками, не соответствующими твоей легенде, — было еще хуже, чем в милицейской фуражке. Что делать, мамочка моя, что?
Тут он вдруг вспомнил блатного, который на десятом году отсидки ударился в политику. Марков была его фамилия. Взял и ни с того ни с сего наколол себе на рожу антисоветские татуировки — и это в зоне с отличной политико-воспитательной работой.