Золотой характер
Шрифт:
Степан Васильевич сконфуженно хрюкнул, подбоченился и с недоверием покосился на зеркало в гардеробе. На него смотрело помятое лицо человека, уже много лет ведущего утомительную борьбу с катаром желудка.
— Чем обязан? — предупредительно спросил он.
— Вот именно! — восторженно подхватила дама, раздавливая кресло. — Вот именно обязаны, дорогой земляк! Не проходит дня, чтобы мы в нашем далеком Гусевске не вспоминали о вас. Ах, золотое детство!
Дама вытащила платок, вытерла уголки глаз и лукаво спросила:
— Небось забыли про нас — Вздоров? И не
— Ни за кем я не бегал, гражданка, — нервно сказал директор, — и никогда в Гусевске не жил. Вы обознались.
— Ну, значит, то был ваш однофамилец, — не унывая, трещала дама, — а он все равно бегал и дергал, вот.
— Что вам угодно? — возмутился Степан Васильевич.
— Мне угодно сказать вам, что у нас есть дочь!
У директора екнуло сердце, и он лихорадочно начал рыться в памяти, перебирая грехи молодости.
— У кого это — «у нас?» — испуганно спросил он. — Надеюсь, вы не…
Дама игриво улыбнулась.
— Девушка — загляденье, вся в меня! Поет, играет в пинг-понг, танцует — чудо! Так примете ее в свой институт? — неожиданно закончила она.
— Если пройдет по конкурсу, — металлическим голосом сказал директор. — Всего хорошего.
После посещения очередного визитера Степан Васильевич почувствовал тихую грусть. Только теперь он понял, почему коллеги-преподаватели смотрели на него с таким глубоким сочувствием, когда узнали о его назначении.
— Боже! — сказал он себе. — Огради меня от визитеров и сохрани нервы!
Не тут-то было. Прошли приемные экзамены, и…
— Товарищ Куклин? Вас категорически приветствует Михаил Стрептоцид!
— Здр!
— Вам нужны новые штаны?
— Что?!
— Ну, ко мне на базу поступила партия зеленых штанов, самых модных. Сколько штук вам оставить?
— Сын, дочь, племянник?
— Видите ли, мой племянник сдавал…
— Дзинь! — полетела трубка.
А когда жена позволила и сообщила, что на квартиру заехал какой-то усатый джигит и привез живого барана с нижайшим поклоном «директору Степану», Куклин не выдержал. «Пройдусь немного, — решил он, — а то с ума можно сойти». Держась за сердце, он вышел и, сутулясь, пошел по улице.
Неожиданно он обратил внимание на вывеску: «Отдел народного образования».
«Зайду-ка сюда, — решил Степан Васильевич. — Расскажу про этих беззастенчивых пап и мам, пусть проводят среди них воспитательную работу».
— Какое безобразие! — воскликнул заведующий гороно, выслушав гневную речь директора. — Вы правильно сделали, что зашли ко мне, товарищ Куклин. Мы пригвоздим этих наглых родителей к позорному столбу! Мы не допустим! Мы… Да, кстати, — по лицу заведующего разлилось умиление, — племянник моей жены провалился по…
Очнулся Степан Васильевич в поликлинике. Добравшись до дома, он написал заявление с просьбой освободить его от обязанностей директора, приложил справку врача о нервном переутомлении и — впервые за последние недели, — заснул спокойно.
А. Светов
РАДОСТНОЕ
— Что, же ты, дорогой, увиливаешь? — укоризненно покачал головой мой приятель Иван Максимович, автор антиалкогольного романа «Шумел камыш». — Новоселья не справлять — счастья в доме не видать.
При этом он потер пухлые ручки, а маленькие, заплывшие глазки его, плотоядно прищурилась.
«А и в самом деле, — подумал я, — почему бы не отметить с друзьями радостное событие — переезд в новый дом? Тем более что квартира у меня, как картинка, — все удобства. Не каждый день приваливает к человеку такое счастье».
Гостей пригласили на воскресенье. Маняша — моя жена, не отходила от плиты. В белом фартуке, раскрасневшаяся, с сияющими от счастья глазами, она вдохновенно пекла пироги, бегала к соседям за каким-то редкостным рецептом шоколадного крема, колдовала над студнем, который почему-то упорно не хотел застывать.
Я неторопливо, словно по музею, ходил из комнаты в комнату, открывал дверь на балкон, заглядывал в ванную, заходил на кухню.
— А ты знаешь, — задумчиво говорил я жене, — в такой квартире и сам становишься как-то лучше. По-моему, с новосельем даже вкусы меняются. Посуди сама, можно ли в такой квартире, как наша, поставить в ракушечной вазе букет из бумажных цветов? Или налепить на стены открытки с целующимися голубками? Рука не поднимется.
— Хорошо, что мы весь старый хлам выкинули, — поддержала Маняша, — и купили все новое. В новом доме и жить надо по-новому. Я думаю, что вместе с прочим старьем нужно отправить на свалку и кое-какие старые привычки, — она лукаво улыбнулась. — я думаю, кое-кто теперь будет бриться не через пень, а ежедневно.
— Конечно, — согласился я, невольно потрогав гладко выбритый подбородок.
Наступило воскресенье. На сдвинутых и покрытых белоснежными скатертями столах красовались блюда, тарелки, салатницы со всякими закусками. Укутанный в салфетку «отдыхал» румяный пирог. Словно на параде выстроились тонконогие бокалы и важные, затянутые в блестящие мундиры и от этого похожие на военных атташе при всяких регалиях, бутылки с шампанским.
К назначенному часу собрались приглашенные. Даже плановик Лев Семенович, вечно опаздывавший на все мероприятия, явился вовремя. Иван Максимович приехал со всем своим многочисленным семейством. Он окинул стол придирчивым взглядом гурмана, крякнул от удовольствия и потер руки.
— Граждане, прошу занять места.
— Хозяину место, — послышались голоса.
— Хозяин, что чирей, — заметил Иван Максимович, оттесняя меня в угол, — где захотел там и сел.
Вдруг раздался чей-то запоздалый звонок. В пальто нараспашку ввалился Макитрин, мой хороший друг и рубаха-парень.
— Здоровкаться будем потом, — сказал он, вытаскивая из кармана горсть монет. — Не успели мы опомниться, как он швырнул монеты в новенький полированный сервант. Другая горсть полетела в телевизор. Еще горсть — в люстру. Жалобно зазвенело стекло, брызнули осколки разбитой лампочки.