Золотой характер
Шрифт:
Ему по-прежнему лень думать. Ему по-прежнему нравятся двадцатилетней давности формулировки, давно взвешенные и расфасованные, — бери и пользуйся.
На собраниях он выступает с речами, в которых отмечает, что «международное положение чревато последствиями» и что «в отдельных звеньях еще не изжиты недостатки».
Я решил навестить Горшечкина и лично убедиться, как он живет и существует. Предварительно созвонившись с ним, я однажды вечером пошел к нему на квартиру. Принял он меня радушно.
— Пламенный
Я не понял, шутит ли он своим «пламенным» приветом или говорит серьезно. Но тут же вспомнил, что Горшечкин боится юмора, как огня.
Сели. Помолчали. Потом для оживления говорю:
— Погода сегодня чудесная.
— Да, — ответил он, — ветер юго-западный, слабый до умеренного. Утром ожидаются заморозки на почве.
— Это по сведениям бюро прогнозов? — спросил я его.
Он на меня косо посмотрел и после небольшой паузы спросил:
— Ты все шутишь? Это хорошо. Как говорит наш заврайздравом товарищ Лемешко: «Смех — признак здоровья».
— А как твое здоровье, Федор? Ты всегда был могуч и крепок, бодр и весел.
— Ты все шутишь?
— Да, — сказал я, — согласен с твоим высокоавторитетным Лемешко: «Смех — признак здоровья».
— Я плохо выразился, что ли? Формулировка четкая. Хотя, правду сказать, малость того… подержанная. Но зато никакой ошибки.
— А давай, Федор, разговаривать без формулировок и цитат.
— Это ты вполне прав. Как метко выразился однажды наш третий секретарь горкома товарищ Капустин, «в свободном слове есть отрада».
— Это еще до Капустина сказал известный поэт.
— Не знаю. От поэта не слыхал, а от Капустина слыхал.
— Но мы же, Федор, условились говорить без цитат. Побеседуем просто, по-товарищески, по-человечески. А то, если записать твой разговор, многие не поверят. Скажут: старомодный тип…
— Ты все шутишь?
— Нет, я серьезно… А как у тебя, Федор, на работе?
— Наметил сокращение бумажной волокиты и рост внимания к живому человеку. Однако в отдельных звеньях еще не изжито.
— Ну, и попадает тебе за эти отдельные звенья?
— Не считаю нужным скрывать. Попадает. Недавно в нашей стенгазете был фельетон. Я сразу осознал и дал развернутую критику своих ошибок… Но малость и посмеялся.
— В чем дело?
— В том фельетоне, смеха ради, сказано, что к таким заболевшим канцелярщиной людям, как Горшечкин, надо применять особый курс водолечения: два раза окунуть в глубокий бассейн, но вынуть только один раз. Очень смешно. Не правда ли?
— А как у тебя с учебой?
— Охвачен лекциями и консультациями.
— Бываешь в театре, Федор?
— В прошлом году смотрел пьесу не то «Вешние вздохи», не то «Вешние воды».
— Ну и как?
— Спектакль имеет
— Федор! — воскликнул я в отчаянии. — Остановись!
В это время в комнату вбежал мальчуган лет двенадцати.
— Чего тебе, Петя? — спросил его Горшечкин.
— Папа, вот я написал… Домашнее сочинение… О Борисе Годунове…
Горшечкин начал читать и сразу нахмурился:
— Ну, чему вас там учат в школе? Штамп. Шаблон… Борис Годунов — продукт своей эпохи… Даже смешно… Ну, иди. Посиди еще над сочинением. А главное, самостоятельно подумай… И зачеркни все «продукты».
— Правильное замечание, Федор! От души приветствую!
— Формулировка отличается неточностью. Что значит: от души? Все разговоры о душе отвлекают трудящихся от насущных задач культурного строительства, потому что…
— Позволь мне, Федор, тоже привести одну цитату. Как сказал один приезжий докладчик: «Каким ты был, таким остался». Прощай!
На этом мы и расстались.
В. Санин
КОШМАРНАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Степан Васильевич Куклин неожиданно почувствовал, что его плечи пригнуло к земле тяжкое бремя популярности. Неделю назад его назначили директорам института, зазвонил телефон и — началась чертовщина!
— Степан Васильевичу наше с кисточкой!
— Здравствуйте, — сдержанно произнес директор.
— Ну, как живем, хлеб жуем, Степан?
Директор поежился.
— Простите, не имею чести… с кем я говорю?
— Ишь ты, друзей уже перестал узнавать. Мышкин говорит, Илья.
Степан Васильевич доподлинно знал, что ни один из его знакомых не является Мышкиным. Стесняясь, он сказал об этом абоненту.
— Экой ты! Как бутылки с трещинкой сдавать, так «Здорово, Илья!», а как друг позвонил — в кусты!
Теперь Степан Васильевич смутно припомнил, что год назад жена послала его сдавать посуду, и принимал ее бородатый детина по имени Илья.
— Хм… Почему же, почему же, — с трусливой предупредительностью пробормотал Куклин. — Ну и как, Принимаете, значит, посуду? — закончил он, поражаясь наивности вопроса.
— Принимаем, браток! — гремело в трубке. — Дочка школу кончила, понял? Потолковать надо. Так приходи посуду сдавать, неси с трещинками, щербатые — все у приятеля возьму! Ну, жму.
Не успел Степан Васильевич опомниться, как в кабинет вкатилась дебелая дама с куриным хвостом на шляпе.
— Полина Трофимовна Вздор, — трескучим голосом сказала дама и величественно протянула Куклину руку, которую тот нерешительно пожал. — Я таким вас себе и представляла, мужественным и прекрасным!