Золотой камертон Чайковского
Шрифт:
– Большое счастье. Очкарик. Не могла получше найти.
– Зато Жора очень талантливый мальчик, еще известным пианистом станет, как папа, будем все им гордиться.
– А может, и не будет, к тому же он какой-то нюня. «Ох, мои пальцы, ох, мои уши, ох, моя спина, нога, рука…» Ноет, как девчонка. Надеюсь, они не поженятся, – выходя с веранды, вынес свое резюме Илья.
А Лариса Валентиновна устало опустилась на табуретку. Ее улыбка и напускное веселье стекли с лица, словно смытые дождем.
Со смерти мужа прошло всего восемь лет. Или целых восемь лет? Лариса Валентиновна размышляла, глядя невидящими глазами на заросший, неухоженный сад за окном.
Как она прожила
Зашипела плитка, полезла через край кастрюли пена от бульона. Лариса Валентиновна спохватилась, выключила плитку и снова села на табурет. Когда же их с Толей семейная жизнь дала трещину?
Перед ее глазами стали пролистываться страницы их семейной жизни – застолья, праздники, тихие воскресные утра, походы в театры, прогулки в осеннем Павловске, покупка новой машины, поездки на море, первый успех Анатолия.
Да, это была музыка к фильму, легкая комедия, но музыка захватила всех. Когда бы ты ни включил радио, всегда можно было услышать то один, то другой мотив. Толик стал востребованным, его приглашали для работы в кино, ему заказывали песни известные исполнители.
Да, да. В то лето они впервые поехали отдыхать без него. У Толи было много работы, он был бодр, полон энергии, планов, он был весел, внимателен к ним, засыпал подарками. А вот потом появились новые друзья, некоторые из них оказались не очень приятными людьми, несколько циничными, слишком насмешливыми, с какими-то непонятными взглядами, старые их друзья, бывавшие в доме еще при Модесте Петровиче, исчезли, удалились. Атмосфера в доме стала меняться, а три-четыре года назад у Ларисы Валентиновны впервые появилось подозрение, что муж ей изменяет.
Да, это было тоже летом, в тот год он стал реже бывать на даче, как-то отдалился от них, а потом Лариса неожиданно приехала с дачи домой, ей нужно было забрать кое-что из вещей, Толик все никак не мог выбраться к ним, и она решил съездить на денек в город. Дети остались на даче. В квартире было до странности пустынно, словно муж не появлялся дома несколько дней.
Луша к тому времени у них уже не работала. Толик сказал, что это буржуйские замашки – держать домработницу, к тому же большой расход, и что они сами могут справиться с хозяйством. Луша так плакала, прощаясь, у Ларисы Валентиновны чуть сердце не разорвалось от жалости. Будь жив Модест Петрович, Луша наверняка осталась бы с ними навсегда. Он воспринимал Лушу как члена семьи, любил ее, а вот с Толиком у нее отношения не сложились. Но Лариса Валентиновна была вынуждена согласиться с мужем, потому что он содержал ее, приемных детей, сама она тогда не работала, и это было его правом отказать Луше. Лиза с Ильей первое время ужасно тосковали по ней, а потом все как-то наладилось. А Лариса Валентиновна пошла работать, ей вдруг стало неуютно полностью зависеть от мужа. Да и тот одобрил ее решение, сказал, что так она не будет скучать.
А потом настал день, когда Лариса без предупреждения вернулась в город. Она несколько дней подряд не могла дозвониться до мужа, а когда приехала домой, нашла нежилую, какую-то мертвую квартиру. И пока она собирала нужные вещи, вдруг вернулся Толик. Сперва растерялся, увидев Ларису, потом почему-то рассердился. Они поссорились. А Лариса вскоре узнала от одной знакомой, что у Анатолия роман с молодой скрипачкой из Оркестра радио и телевидения. Лариса не поверила, но потом была аспирантка консерватории, потом журналистка, актриса, потом Лариса устроила скандал, они едва не развелись. Это было два года назад. Тогда Анатолий ее успокоил, уговорил, умолил. Они помирились. Как узнала позже Лариса, в этот период он как раз оформлял визу для работы за границей над каким-то дурацким совместным итальянско-советским кино. Фильм вышел настолько бездарным, что в итоге его не стали нигде показывать. Зато Толик привез из-за границы радиоприемник фирмы «Грюндик», роскошный костюм, джинсы и кожаное пальто. Ларисе и детям в подарок достались ручки и блокнотики.
Она молчала почти неделю, часами бродила по квартире, глядя, как сильно изменился дом со дня смерти Модеста Петровича, и вспоминала, вспоминала, вспоминала, а затем в один прекрасный вечер, дождавшись, когда Анатолий вернулся домой слегка навеселе, пахнущий французскими духами, поставила ему ультиматум. Или он завтра же съезжает с квартиры, прихватив только свои личные вещи, и Лариса тихо подает на развод. Или он раз и навсегда прекращает свой разгульный образ жизни, а если еще хоть раз позволит себе интрижку на стороне, развод состоится с участием профкома, парткома, руководства Союза композиторов, и этот скандал окончательно и бесповоротно разрушит его карьеру.
Тот вечер был не самым приятным в жизни Анатолия Гудковского, но Лариса хорошо подготовилась к разговору, и с тех пор держала мужа в ежовых рукавицах.
Анатолий долго шел к успеху и признанию и не готов был все это потерять в один миг. С той ночи в их жизни настал новый период, Анатолий вновь стал примерным семьянином, вот только радости это никому не приносило. В глазах общества они были благополучной супружеской парой, любящей и дружной. А на деле совершенно чужими друг другу людьми, живущими под одной крышей.
Так они прожили год, мучительный для обоих. Анатолий больше не бегал по бабам, зато стал выпивать.
Лариса Валентиновна тяжело и протяжно вздохнула. В последнее время ей все чаще стало казаться, что со смертью первого мужа закончилось в ее жизни все хорошее, что было ей отпущено богом.
Модест любил ее, любил детей, они были настоящей семьей, у них были друзья, их общие друзья, общие радости и общие печали. Жизнь казалась тогда Ларисе прекрасной сказкой. Наивная, тогда она считала, что и все так живут, радостно, счастливо, в любви и достатке. Потому что окончилась война, умер Сталин, потому что вокруг просыпался, набирал силу новый радостный мир, в котором вот-вот восторжествует коммунизм. Она искренне верила в это, пока не умер Модест.
Господи, какой же наивной и счастливой она была тогда! Лариса Валентиновна печально улыбнулась, качая головой, и увидела, как по дорожке к веранде идет Толя.
Она тут же встала, поправила косынку и, включив плитку, вернулась к нарезке овощей.
– Привет, Лариска! – это мерзкое обращение появилось в обиходе у Анатолия недавно, и только когда он бывал пьян.
– Ты опять напился? Не рано? – приподняв точеные брови, брезгливо переспросила Лариса Валентиновна. В свои сорок с хвостиком она все еще была хороша, ее красота обрела зрелость и законченность черт.