Шрифт:
С утра над Туруханском было тихо. В полумраке стеклянно светились белесые енисейские воды, а густые тальники на Монастырском острове, наполовину затопленные, изжеванные по опушке ледоходом, недвижимо щетинились среди весеннего разлива. Но едва на востоке образовался рваный лоскут зари, как откуда-то вывалилась грузная стремительная туча и ударила по Туруханску снежным зарядом. Беспомощно гуднул ослепший теплоход, швартуясь к причалу; ахнула корпусом какая-то баржа, и через мегафон донеслась полузадушенная снегом брань.
Рогожников
Капитан самоходки Илья Рогожников выбежал к деревянному причалу, утопленному в воде до самого настила, и тут снежный заряд внезапно спал, обнажив белую, как сугроб, баржу. Рядом тяжело работал двигателями назад высокий, домообразный теплоход «Дельта». «Так и есть, мою… — с тоской подумал Рогожников. — Такая орясина боднет — не заштопаешь. Сейчас тонуть станет…» Он заскочил на палубу, сбив фуражку о леер, хотел поймать ее на лету, но поскользнулся и укатился на боку к двери рубки. Капитанская фуражка плюхнулась за борт, по закону подлости угодив в щель между причалом и обойником.
— Вася! — крикнул он, поспешно вскакивая. — Чего с корпусом?!
— Смотрю!.. — донеслось из недр самоходки. Еще там что-то позвякивало и громыхало.
— Куда ты раньше смотрел?! — взъярился Рогожников, устремляясь к грузовому люку. — Заснул, что ли? Почему не сигналил?
— Так снег же… — раздался неторопливый и гулкий голос рулевого. — А он прет на меня, зараза…
«Дельта» мощно рявкнула и приткнулась наконец к причалу. Стихли двигатели.
— Дыра? — спросил Илья, до пояса просунувшись в трюм и прислушиваясь.
— Да вроде не должно… — пробурчал невидимый Вася Типсин. — Вроде пронесло…
— А что там булькает? Лезь в нос, смотри! Слышишь?
— Это сок бежит! — ответил рулевой. — Вот и хлопает…
— Какой сок? — разозлился капитан и, резко развернувшись, сиганул в трюм.
— Виноградный, — добродушно отозвался Типсии. — Ящик один тут гробанулся сверху, на четыре банки…
Рогожников присмотрелся в темноте: штабеля ящиков, тюков, коробок. Одним словом, груз, плотно набитый в трюме до самой палубы. Есть только узкий проход в носовую часть. И если бы была пробоина, вода бы уже хлестала в трюм, заливая и смывая ящики. Много ли надо, чтобы затопить пространство в половину вагона?.. У Рогожникова отлегло.
— Ты погляди, а?.. — продолжал рулевой откуда-то из глубины. — Сок грохнулся, а спирт, гад, целый остался. Хоть бы одну бутылочку кокнуло!.. Надо ж так, а?
— Лезь в машинное, там посмотри, — распорядился Илья. — Гляди, может, треснуло где…
— Не треснуло, — уверенно сказал Типсин, появляясь в проходе с банкой в руке, из которой вытекал сок. — Он нас в левый борт долбанул, вот сюда! — он ткнул пальцем в ящики. — Снег же, паразит… Пить будешь? Одна, вишь, почти целая осталась…
Рогожников взял банку с отбитым горлом из рук моториста и глотнул несколько раз, оберегаясь, чтобы не порезаться.
— Хорошо отделались, — пробормотал он. — А Лунева еще не приходила?
— Была, да снова ушла, — разогнувшись во весь рост, так что голова уперлась в потолок, проговорил Вася. — Говорит, документы недооформила…
— Отчалить не успели, а уже груз бьем, — проворчал капитан и полез наверх. Он-то думал, что завскладом Лунева из Совречки, куда нужно было везти груз, уже на самоходке и все ждут его. Не терпелось скорее отвалить из Туруханска, мало ли чего может случиться. Вот тебе в борт шарахнули, а там еще что-нибудь…
Рогожников выбрался на палубу и, держась за леера, направился к рубке. К причалу кто-то шел, весь залепленный снегом, скользил, спотыкаясь, и Илья не сразу узнал участкового инспектора Савушкина.
Ломоть снега отвалился с его плеча, обнажив синий погон со звездочкой. «Ну вот… — подумал Рогожников и присел на трос леера спиной к Савушкину. — Сходил я, однако, в рейс…»
— Здорово, Илья, — сказал Савушкин и оглядел заснеженную палубу. — Под парами стоишь?
«Мы же с ним вместе в школе учились, — подумал Рогожников, — сколько раз на рыбалку еадили, на охоту… Видно, забирать пришел».
— Стою… — хмуро отозвался он, ковыряя толстые, широкие ногти на пальцах.
— Это куда же ты нацелился? — полюбопытствовал участковый, закидывая назад болтающуюся у ног планшетку. — Тебе же выезжать нельзя. У тебя подписка о невыезде.
— В Совречку, — буркнул Илья, продолжая думать о Савушкине. Был свой парень, туруханский, а надел форму и планшетку — вроде чужим стал. На другом бы, незнакомом милиционере эта планшетка и в глаза бы не бросилась. Тут же она болтается на Витьке Савушкине, на кореше, на однокласснике. Любой случай из детства взять — без него не обойдется. Да и дотом уже, после школы, работать вместе пошли, в одной рыболовецкой бригаде до самой армии рыбачили. И только после армии разошлись. Смело можно сказать — кореш, но вот беда, кореш-то с планшеткой…
— В Совречку, — повторил Рогожников. — Загрузили под завязку.
— Ого! — протянул Савушкин. — Так это десять дней ходу! В оба конца-то? Суд у тебя на какое число назначили?
— На четырнадцатое… — вздохнул Илья. — Я своему начальству сказал, обещали похлопотать, чтобы перенесли…
— Ишь ты, барин, — добродушно заметил участковый. — Будут из-за тебя судебное заседание переносить!
— Да не из-за меня!.. — отмахнулся Илья. — Вода, обещают, нынче скоро спадет. А по мелководью туда и на моей посудине не пройти…