Золотой мираж
Шрифт:
– Когда я уезжала, у меня были совсем другие планы, – вздохнула Кит и повернулась к фортепьяно.
– Другие планы или просто боязнь сцены? Ты всегда ужасно волновалась перед выходом, – напомнил ей Беннон.
– Да, всегда, – призналась Кит с еле заметной улыбкой и принялась одним пальцем наигрывать детскую рождественскую песенку. – Это первое, что научила меня играть твоя матушка. Я любила приходить к вам эти два дня в неделю. И не только из-за уроков музыки. Просто мне нравилось бывать в вашем доме.
Когда Кит открыла ноты и попыталась сыграть незамысловатую мелодию, Беннон
Какой знакомой показалась ему эта картина: стройная фигурка девочки, склоненная над клавиатурой, отблески солнца на золотистых волосах, необычайная сосредоточенность на лице.
Кит старательно играла, делала ошибки, недовольно морщилась и виновато улыбалась. Глядя на нее, Беннон тоже не смог удержаться от улыбки.
Наконец доиграв, Кит сняла руки с клавиш и опустила их на колени. Плечи ее печально поникли.
– Бог знает, сколько я не прикасалась к фортепьяно.
– Это и видно. – Беннон облокотился на крышку фортепьяно и смотрел на Кит.
– Спасибо. – Порывшись в нотах, она нашла что-то для начинающих. – Кажется, по темпу это мне больше подходит. – Но, сбившись на третьем такте, Кит подняла руки и сказала: – Сдаюсь.
– Помнишь, сколько раз ты так говорила? – с легкой усмешкой заметил Беннон.
– И я все же сдалась и разом покончила, когда убедилась, что никакие гаммы и упражнения мне не помогут. И вообще это мне не нужно, да и скучно. – Кит закрыла нотную тетрадь и ласково провела по ней рукой, разглаживая обложку. Лицо ее стало серьезным.
– Лора берет уроки музыки?
Беннон кивнул.
– Начала в этом году. Учительница хвалит ее, считает, что у нее незаурядные способности.
– У меня их не было. Я больше любила слушать, чем играть. – Она посмотрела на Беннона. – А ты играешь?
– Когда есть время.
– Оно у тебя есть сейчас, – сказала Кит, подзадоривая его. Взяв кружку с недопитым кофе, она отодвинулась на самый край скамьи, уступая место Беннону. – Сыграй мне что-нибудь.
Беннон чуть поколебался, однако отставил кружку с кофе и сел рядом с Кит. Его сильные пальцы, словно в разминке, пробежали по клавишам.
– Что ты хочешь, чтобы я сыграл?
– Что-нибудь негромкое, умиротворяющее.
Подумав, Беннон начал играть. Кит попыталась вспомнить, что это. Кажется, Бетховен. Адажио из сонаты, но какой?
Он чуть сбился, и от Кит это не ускользнуло. Но разве это так уж важно? Отсутствие техники он восполнял проникновенностью и чувством.
Сейчас он играл фрагмент для правой руки. Без поддержки левой звуки показались Кит одинокими и потерянными в полной тишине гостиной. И все же в каждой ноте, высокой или низкой, в их повторах Кит слышалась то надежда, то отчаяние, и снова надежда и решимость.
Это так было похоже на то, что творилось в ней самой.
Как смог Беннон так хорошо понять ее, ведь, в сущности, он так и не узнал ее. Отводя взгляд от его огрубевших пальцев фермера, так легко касавшихся клавиш, Кит смотрела на знакомое лицо, казалось бы, совсем простое, с неправильными чертами, и все, что было похоронено в памяти, напомнило о себе.
Когда Беннон чуть прищурил глаза и взглянул на нее с легкой улыбкой, сердце Кит отчаянно забилось, и, испугавшись, что выдаст себя и он поймет, что ничего не изменилось, она отвернулась. Чтобы скрыть свое состояние, она поспешно отпила из кружки остывший кофе.
– Играй, – тихо промолвила Кит и, соскользнув со скамьи, отошла в глубь гостиной. Она остановилась лишь тогда, когда между нею и Бенноном было достаточное расстояние. Чем дальше, тем лучше.
Наконец, сев у камина в красное кресло Старого Тома, Кит почувствовала себя в безопасности. Придвинув к себе низенькую мягкую скамеечку, она поставила на нее согнутые в коленях ноги. Теперь, расслабившись, она могла наслаждаться музыкой. Звуки словно омывали ее, как ласковые волны, и наполняли покоем.
За окном быстро темнело, а в доме было тепло и уютно. Отблески огня камина мягко золотили потемневшие бревенчатые стены, индейские домотканые паласы, покрывавшие пол, и старенькое фортепьяно, на котором играл Беннон.
Кит допила кофе и опустила руку с пустой кружкой. Кофе с виски и огонь камина приятно согревали тело, напряженность уходила. Откинув голову на спинку кресла, Кит закрыла глаза и просто слушала. Беннон играл классику, преимущественно Бетховена.
Но вдруг без всякой паузы ритм участился. Вместо Бетховена послышалась легкая, как шаловливый ветерок, мелодия Бакарака [4] . Кит тихонько рассмеялась, вспоминая слова: «Капли дождя на моих волосах...» Беннон решил не дать ей пасть духом. Весьма кстати! Но она и не собирается вешать нос.
4
Песенка из популярного кинофильма.
Доиграв, Беннон долго повторял последнюю ноту. Кит открыла глаза, лишь когда услышала за спиной его шаги.
– Еще кофе?
Кит протянула ему пустую кружку.
– Только не так много виски, пожалуйста.
– Быстро пьянеешь? – пошутил он.
– Сегодня почему-то да. День был слишком длинным... и беспокойным.
– Мне это знакомо.
Он взял у нее кружку и ушел на кухню.
Кит, задумавшись, смотрела, как догорает огонь в камине. В серой золе вспыхивали и гасли слабые язычки пламени. Вернулся Беннон со свежим кофе и поставил ее кружку на столик рядом с креслом. Взглянув на дымящийся кофе, Кит помедлила, решив дать ему немного остыть.
Поставив свою кружку на столик рядом с креслом, Беннон занялся погасшим очагом. Разворошив кочергой догоравшие головешки, он подбросил новых поленьев и теперь смотрел, как они разгораются. Легкий, немного сонный вздох удовольствия, который издала Кит, заставил его взглянуть в ее сторону.
– Устала?
Она покачала головой:
– Я испытываю сразу два чувства – безопасности и покоя. Это атмосфера вашего дома. – Она обвела взглядом стены и обшитый деревом потолок. – Он такой надежный, ему не страшны ни зимние стужи, ни осенние дожди, ни даже мировые катастрофы. Все пройдет, минует, а этот большой бревенчатый дом как стоял, так и будет стоять. – Кит чуть улыбнулась. – Ты считаешь, что я слишком сентиментальна?