Золотой осел

Макиавелли Никколо

И вот пример. Жил и в отцах, и в детяхУ моря гордый веницейский лев.Топил соседей, и других, и третьих.

Губил и королей, и королев.И, возмечтав о собственном престиже,Повергнут был, едва не околев.

И безрассуден честолюбец, ижеГлядит, как победитель на коне:Стремясь все выше, падает все ниже.

Афины, Спарта, славные вполне,Росли,

пока других не побороли.А поборовши, пали и оне.

Но жил себе укромно и на волеНемецкий город. Он и ныне жив,Заняв в округе пару миль, не боле.

И Генрих флорентийцев обложив,Не устрашил своею ратью града,Не жаждавшего лавров и нажив.

А ныне уж Флоренция — громада,Туда распространилась и сюда,Сама ж — от мухи запереться рада!

И, стало быть, умеренность тверда,И не тверда чрезмерность, хоть и яроКипит и покоряет города.

Всех безрассудных постигает кара,Захочешь все — не будет ничего.Печальна участь, например, Икара.

Среди правителей лишь у тогоБывает совершеннее путь и гладок,Кто соблюдет закона торжество.

Без сор, и передряг, и неполадокТам воцариться благодать сама,Где суть необходимость и порядок.

Но, коли нету здравого ума,Не будут долговечными державы,Где перемен сплошная кутерьма.

А вот еще: правители не правы,К примеру , и в такой стране, в какойЗаконы хороши, да плохи нравы.

Воспомним об истории мирской.Молились все империи сначалаЗа здравие, потом за упокой.

Так, поднялась одна и прахом пала:Была великим Нином собрана,Потом погибла от Сарданапала.

Так создается доблесть страна,И, пиршество устроив на покое,На пиршестве и рушиться она.

И, лишь урезанная вдвое, втрое,Спасаясь от невольничьих оков,Она проявит мужество былое.

Пришедшее — уйдет: закон таков.И тут бессильны и борьба, и ковы.Ведь сей закон — основа из основ.

Извечна смена доброго и злого.Сперва добру наследовало зло,Чтоб злу добро наследовало снова.

Вот говорят, что к краху привелоИные города скотство людское.Да, мненье убедительно зело.

Кричат, мол, славно государство, коеБлюдет и строгий пост, и строгий нрав,И граждане его — вот, мол, герои!

Однако же на деле будет правОтветствующий им, что, тем не мене,Не набожность вершит судьбу держав.

Ведь, если жили в праздности и лени,Так тем и навлекали массу бед,Хоть падали во храме на колени.

Да, надобно молиться, спору нет.Решительно правители не правы,На веру наложившие запрет…

Коль в гражданах благочестивы нравы,В стране порядок, а в порядке томЖивут благополучнейше державы.

Но, коль иной безумец и ведомМечтой, что жив лишь благочестьем этим,И не латает рушащийся дом —

Найдет конец в нем и себе, и детям!

Пока, задумавшись о бренной славе,Я в глубину истории залез,Земное солнце закатилось въяве.

Да, въяве, по окружности небес,Движенье завершая полукругаИ опускаясь за дремучий лес.

Издалека уверенно, упругоДонесся шаг упитанных кобыл.Подходит с подопечными подруга.

А я сижу подавлен и уныл,Как будто мучусь и на самом деле.А об отраде начисто забыл!

Забыл я о прекрасной неужели?Нет, глянул — снова потерял покой.К красавице все мысли улетели.

Она погладила меня одной —Другою же рукой к себе прижала.И я сидел близ девы, как ручной.

Смущение вернулось поначалу,Потом веселие взяло меня,Поддержанное влагой из бокала.

И мы вдвоем, смеясь и гомоня,Чесали языки, как кум с кумою,И ужинали, сидя у огня.

Но говорит хозяйка с прямотою,Улыбчивых не опуская глаз.«Идем со мной. Тебе секрет открою».

«Приходит, — продолжает, — ныне час.И снова я твоей вожатой буду.Узнаешь, что имеется у нас.

Я приведу тебя туда, откудаУвидишь сотоварищей былых.Явлю тебе пример добра и худа».

Вновь на меня оцепененья стихНашел, но повелительницы, право,Был глас успокоителен и тих.

И вывела меня наружу пава.Царила ночь. Не близилась заря.И мы пошли и повернули вправо.