Золотой песок
Шрифт:
– Мы делали по две распечатки с дискеты. Одну брала я, другую – коммерческий директор.
– Никиту Юрьевича интересовало ваше мнение?
– Да, он спрашивал, понравился ли роман. Но больше из вежливости.
– Как он относился к критике?
– Спокойно.
– К любой критике?
– Ну, к нашей, во всяком случае. Если у меня или у коммерческого директора возникали какие-то вопросы по тексту, он всегда очень внимательно выслушивал, потом иногда вносил исправления.
– И не пытался спорить, отстаивать свою точку зрения?
– Нет.
– То
– Вы меня не правильно поняли, – в голосе редакторши опять засквозило раздражение, – он никогда не принимал замечания, которые касались стиля, психологии героев, основных сюжетных линий. Не возражал, но и не принимал. Но у всякого автора могут быть неточности, чисто технические. Когда такой большой объем текста, человек может упускать незначительные детали. А Ракитин к тому же отказался от редактора.
– Почему?
– Его не устраивал уровень редактуры.
– А что, у вас в издательстве действительно плохие редакторы? – поинтересовался капитан с невинной Приветливой улыбкой.
– Разные, – рявкнула Астахова с каменным лицом и вообще, я не понимаю, к чему вы клоните? Среди сотрудников издательства у Ракитина врагов не было. Для нас гибель такого перспективного автора – огромная потеря.
– Да, я понимаю, – кивнул капитан, – я ни к чему не клоню. Просто круг людей, которые могу рассказать о Ракитине, весьма ограничен. Как вы сами справедливо заметили, Никита Юрьевич был человеком замкнутым. Могу добавить, еще и одиноким. С женой он развелся семь лет назад, родители его пока не прилетели из-за границы, да и говорить с ними будет очень трудно. Они потеряли единственного сына.
– У него были теплые отношения с дочерью, – быстро произнесла редакторша.
– Почему вы так решили?
– Он приезжал с ней в издательство. Девочка часто жила у него. Я это знаю потому, что она подходила к телефону. Это я просто к тому говорю, что не так уж он был одинок. Наверняка имелась у него какая-нибудь женщина. Неженатый молодой мужчина, интересный, я бы сказала, привлекательный. К тому же известный || писатель. Разумеется, женщина была. Насколько мне известно, пожар произошел не в его квартире, а в квартире знакомой, у которой он жил. Скажите, строго между нами… Я знаю, вы не имеете права, тайна следствия, и все такое. Неужели его все-таки убили?
Только что перед капитаном было бесполое должностное лицо, доблестно охранявшее всякие сложные секреты своей фирмы, старавшееся изо всех сил не сболтнуть лишнего, строго держать дистанцию. Существу этому не было дела до чьей-то там нелепой преждевременной смерти. Ракитин-Годунов либо кто-то еще – какая разница? «Умри ты сегодня, я завтра», – вспомнил капитан старую тюремную присказку и подумал, что женщина эта либо совершенная скотина в душе, либо что-то знает и скрывает очень тщательно.
Проявление обычного дамского любопытства выглядело почти фантастично на фоне ее ледяной выдержки, словно какая-нибудь умная железная машина вдруг взяла и почесала за ухом или высморкалась. Только что
– Работаем, – широко улыбнулся в ответ капитан, – – проверяем. Да, а как насчет подборки материалов? Нам, конечно, не так уж сложно самим разыскать все что печаталось о писателе Годунове, но не хотелось бы тратить время.
– Да вы знаете, не особенно много печаталось, – Зоя Анатольевна явно не готова была к этому вопросу, она расслабилась и не успела быстро собраться в комок, стать опять бесполым, бесчувственным должностным лицом, а потому покраснела и заерзала на стуле. Ей было неловко.
– Но у вас ведь есть пресс-секретарь, который отслеживает все материалы. Может, мне не стоит утруждать вас и просто поговорить с ним?
Несколько секунд Астахова молчала и старательно скребла длинным серебристым ногтем какую-то невидимую налипшую грязь на пластиковой столешнице. И наконец произнесла, устало и равнодушно:
– Его нет сейчас. Я вам дам номер его мобильного телефона. Объясняйтесь с ним сами.
– Он просто не успел подготовить материалы? – догадался капитан.
– Обычное разгильдяйство, – поморщилась Зоя Анатольевна, – вашу просьбу ему передали, но он, кажется, забыл. Это можно понять, у него не работа, а сплошная беготня. И мне, честно говоря, просто неловко.
– Да, я понимаю, – капитан достал блокнот. Зоя Анатольевна продиктовала номер.
Когда дверь закрылась, Астахова схватила телефонную трубку, несколько секунд подержала в руке и бросила на место. Встала, подошла к окну, проводила взглядом прямую высокую фигуру капитана и испуганно отшатнулась от окна, когда ей показалось, что он сейчас обернется. Потом достала сигарету из пачки, долго щелкала зажигалкой, не могла прикурить, потому что руки ее дрожали.
– Идиот, – пробормотала она, покачав головой. – Господи, какой идиот! Я ведь предупреждала.
Справившись, наконец, с зажигалкой, жадно затянувшись, она решительно шагнула к столу, сняла трубку и стала звонить через междугородний код, но после восьмерки было все время занято.
Прошло больше двух часов, Петя Лукьянов все не перезванивал, и Ника сама набрала его номер. Петя тут же взял трубку.
– Знаешь что, Елагина, – тихо произнес он после долгой паузы, – я не буду лезть в это дело. И тебе не советую.
– Что? – не поняла Ника.
– Что слышала. Кремировали твою первую любовь.
– Как? Когда?
– Сегодня ночью. По ошибке. Все. Я не могу об этом говорить. По телефону, во всяком случае.
– Давай встретимся.
– Слушай, Елагина, у меня двое детей.
– Я знаю. Но разве из этого следует, что ты не можешь встретиться со своей бывшей сокурсницей? Петюнь, ты ведь никогда не был паникером.
– Теперь стал.
– Если ты узнал нечто опасное, возьми и скинь эту информацию. Скинь ее мне. А я разберусь.