Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Долго лежал он на могиле, отдавшись безутешному горю, пока не впал в оцепенение; голова юноши склонилась на холм, глаза смежились. В его воспаленном мозгу проносились хаотические видения. Что только ему не чудилось! Иногда он содрогался от адских картин, а порой пленительные видения вызывали у него восторг. Ему чудилось, что пронеслись века и он видит воскресшую из праха, обновленную Армению. Что это за чудо? Неужели утраченный когда-то рай вновь вернулся на эту землю? Неужели вновь пришли золотые времена, когда зло и несправедливость не оскверняли эту благословенную богом землю? Нет, Вардану чудился не тот рай, который основал в Армении Иегова у истоков четырех рек, где прародители жили в первозданной чистоте. Это был не тот библейский рай, где человек не работал, не трудился, ничего не создавал и жил, питаясь плодами с обильного божьего стола, раскрытого перед ним чудесной природой. Это был другой рай — рай, созданный трудом человека. Здесь над наивностью торжествовал разум, а на смену беззаботной, бесхитростной патриархальной жизни пришла цивилизация. Казалось, теперь осуществились слова, сказанные творцом первому человеку: «Ты должен в поте лица добывать свой хлеб». Теперь человек не только трудился, но и облегчал свой труд, и ему не приходилось проливать пот. Он работал для своего блага, плоды его труда не присваивал тиран.
Вот Вардан видит деревню. Разве это не деревня О…? Ему тут все знакомо: горы, река, зеленые поля. Течение веков здесь ничего не разрушило, но придало всему иной облик. Не стало больше жалких землянок, напоминавших скорее берлоги, чем жилье человека. Повсюду стояли светлые каменные дома, утопавшие в зелени садов. По краям широких и прямых улиц, затененных вечнозелеными деревьями, бежали прозрачные, чистые ручейки.
Утро. На улицу высыпали гурьбой деревенские ребятишки — здоровые, веселые и опрятно одетые. Мальчики и девочки, с сумками на плечах, спешили в школу. Вардан смотрел на них с восхищением. Как хороши были эти славные дети, какие они были веселые: видно, школа и учителя не страшили их. Неужели это те болезненные, ходившие в отрепьях дети, которых Вардан когда-то видел здесь?
Вардан стоял посреди улицы и удивленно смотрел по сторонам, не зная, куда ему направиться. До него донесся мелодичный звон церковного колокола, призывавшего к утренней обедне. С того дня как он покинул монастырь, впервые голос божьего храма так сладко прозвучал для него. Его очерствевшее сердце дрогнуло, и он направился к храму, порог которого не переступал более десяти лет.
Войдя в церковь, он был поражен: ни алтаря, ни иконостасов, ни храмовой росписи, ни позолоченных окладов, ни серебряных крестов, ни дорогих одеяний. Все было просто, никакой роскоши, которая так характерна для армянской церкви. Не видно было ни дьяконов, ни дьячков, ни псаломщиков. На стенах он увидел два изображения: Иисуса Христа и Григория Просветителя в простых черных рамах.
На длинных скамьях, держа молитвенники в руках, сидели мужчины и женщины. Священник стоял на амвоне перед раскрытой библией и читал проповедь. Одет он был так же, как прихожане. Проповедь его была настолько ясной и простой, что Вардан понимал все. Божьи слова лились из уст пастыря, как ручей из чистого родника. Он толковал слова священного писания: «В поте лица своего добывать свой хлеб». Вардан был удивлен: до сих пор он считал, что этими словами бог навеки заклеймил человеческий род. А теперь он понял, что это была заповедь, запрещавшая человеку лениться и обязывавшая его любить труд.
Священник кончил свою проповедь. Встал один из крестьян и прочел молитву: он просил бога даровать им здоровье, ум и силу, чтобы они могли плодотворно трудиться на созданной им земле, изобилующей всякими благами. «Что это за молитва, — думал Вардан, — почему они не молятся о спасении души? Неужели они ничего не ждут от загробной жизни, и все их помыслы связаны с хлебом насущным, и они просят благ только для земной жизни?»
Молитва окончилась, мужчины и женщины, старики и дети запели псалом Соломона: «Многие сказывали — кто укажет нам доброту господа? Ты явил нам свое светлое лицо, наполнив наши сердца радостью. Ты даровал нам в изобилии хлеб, вино, масло и другие плоды».
«Опять все о земном, — думал Вардан, — и ничего о спасении души. Труженик поет об изобилии земли, которую он обрабатывает своими руками и которую даровал ему бог. Удивительно, как эти люди сочетают догмы религии с насущными потребностями своей жизни».
Но как чудесно звучит это пение, с которым гармонично сливаются звуки органа, как сладостно льется согласный напев из уст сотен людей. Вардану казалось, что голоса этих людей, слившись с пением херувимов, возносятся к божьему престолу. Он впервые в своей жизни слышал такую божественную музыку.
Богослужение окончилось. Народ стал расходиться. На амвон, с которого только что произносил проповедь священник, поднялся школьный учитель, а на скамьях, на которых сидели взрослые, расселись дети.
Девочки, сидя вместе с мальчиками, слушали учителя. «Неужели здесь идут занятия? — думал Вардан. — Неужели церковь стала школой? Ах, какие же это практичные люди, они не выстроили даже отдельного здания для школы». Лицо учителя показалось Вардану знакомым: «Неужели это отец Марук? Черты лица, рост и даже голос — его». Да, это был он, отец Марук, но только без рясы.
Вардан не верил своим глазам. Неужели это тот самый человек, который был противником школ и причинил столько неприятностей и хлопот ему и Салману? Неужели это тот самый священник, у которого за деньги можно было получить отпущение грехов и который заботился только о том, чтобы выжать побольше денег из своей паствы? Эти сомнения с такой силой овладели Варданом, что он не мог побороть любопытства и, подойдя к священнику, спросил:
— Батюшка, удалось ли вам получить деньги с ваших должников?
Священник принял его, по-видимому, за чудака. Он сурово взглянул на него и сделал нетерпеливый жест, давая понять, что он мешает ему. Учитель вел урок естествознания, и это еще больше удивило Вардана: богослов и естественник — это было странное сочетание.
Не дожидаясь конца урока, Вардан вышел из церкви. Церковный двор поразил его: ни одной могилы, как это обычно бывает в ограде армянской церкви, но зато двор был засажен цветами и редкими растениями. Вардан долго стоял и любовался красивым зрелищем, пока один крестьянин, приняв его за чужеземца, не пригласил к себе позавтракать.
Крестьянин жил в одном из тех маленьких удобных и уютных домов, которые утопали в зелени. В доме было несколько комнат, обставленных простой и удобной мебелью, повсюду царил образцовый порядок.
Юная дочь хозяина, весело напевая, с улыбкой вышла навстречу отцу. Казалось, грусть, тоска и жизненные невзгоды не были ей знакомы. Ее не испугало появление незнакомого гостя, она не спряталась от него, как это обычно делали женщины армянки. Наоборот, она очень непринужденно заговорила с ним, словно они давно были знакомы. У нее было удивительное сходство с Лалой. Это сходство привело Вардана в такой восторг, что ему захотелось прижать ее к груди и сказать: «Наконец-то я нашел тебя…»