Золотой плен
Шрифт:
— О! — Эрин выпрямилась и протянула поднос Ригу. — Большое спасибо, Риг, я наелась и хочу еще вздремнуть.
Риг жалел о том, что она его прогоняет. На несколько минут он рассмешил ее. Что он такого сказал? Он покачал головой, с сожалением покидая ее и проклиная глупого Олафа, который получил красивейшую жемчужину Ирландии и так плохо с ней обращается.
Эрин заснула. Она не спала всю ночь, но когда Риг пообещал объяснить ее отсутствие, она легла в изнеможении на подушку и погрузилась в сон. Она так сильно хотела спать.
Когда она очнулась, то почувствовала, что набралась сил. Она коснулась щек и с облегчением
На нее опять накатил приступ отчаяния, и она чуть не разрыдалась. Она могла только угрожать законами Брегона, которые, она знала, ничем ей не помогут. В Ирландии мелкий слуга или раб, мужчина или женщина могли завоевать свободу. Крестьянка могла нанять брегона и привести мужа к судье. Чем выше положение человека, тем к более влиятельному судье он мог обращаться в поисках справедливости. Она бы предстала перед королем провинции — своим собственным мужем-и, если она попросит более авторитетного судью-допустим, что Олаф согласится! — она предстанет перед Ард-Ригом. Своим собственным отцом. Человеком, который, скрепя сердце, передал ее Волку на серебряной тарелочке.
Олаф мог заставить ее сделать все что угодно. Но он ни к чему ее не принуждал. Он ударил ее, оставил и не возвратился.
Эрин ничего плохого не хотела сказать и тем обидеть его. Несмотря на это, Гренилде была единственной из викингов, которой Эрин невольно восхищалась и которую уважала все эти годы. С ее уходом Олаф потерял всякий интерес к женщинам. Исключая Мэгин, которая выставляла напоказ свое влиятельное положение.
Эрин снова подумала, как хорошо было бы увидеть мать и рассказать ей обо всем. Она не могла говорить с Беде, потому что, несмотря на веселость сестры, она строго придерживалась своих обязанностей и христианской морали, согласно которой каждый с честью должен нести свой крест.
В отчаянии она громко прошептала:
— Отец, как мог ты так поступить со мной?
Она закрыла глаза. Как ей хотелось снова оказаться в Таре, стать снова ребенком, забраться к отцу на колени, чтобы получить игрушку из цветного стекла или какой-нибудь подарок после его долгого отсутствия.» Я уже не ребенок, — напомнила она себе, — и помощи ждать неоткуда. Я должна учиться жить по-новому, или я сойду с ума «.
Вдруг раздался стук в дверь. Эрин решила крикнуть, что хочет побыть одна, но потом вздохнула. Если она сказалась больной, Беде непременно захочет увидеть ее. Кроме того, не могла же она скрываться в своих покоях вечно. Женщины все равно найдут время похихикать за ее спиной.
Эрин расправила плечи. Она была принцессой Тары. Она должна постараться держать голову высоко, чтобы ни у кого не возникло мысли насмехаться над ней.
Стук стал настойчивее. Эрин поднялась повыше на своей подушке и холодно сказала:
— Войдите.
Как она и ожидала, в комнате появилась Беде в сопровождении норвежской женщины по имени Сирган, которая с первого же дня более приветливо отнеслась к Эрин, нежели другие. Она стала любимицей Беде, так как интересовалась христианством, что было довольно странно с тех пор, как она вышла замуж за Хейдла, одного из самых свирепых берсерков. Все норвежцы были жестокими бойцами, но берсерки держались особняком. Ирландцы считали их сумасшедшими. Они кричали и выли, как животные, в сражении, лихорадочно вращая глазами, про них
— Сестра, я беспокоилась за тебя, — сказала Беде, присаживаясь на кровать и беря Эрин за руку. — Если ты больна, я должна выяснить причину и позаботиться о лечении.
Эрин приветливо улыбнулась Беде.
— Я чувствую себя гораздо лучше, Беде. И скоро встану.
Беде улыбнулась в ответ, потом взглянула на Сирган, стоявшую у двери. Беде почувствовала облегчение: с Эрин было все в порядке, и проблема, мучавшая ее, исчезла.
— Сирган хочет поговорить с тобой, Эрин, — сказала Беде.
Эрин взглянула на Сирган с любопытством и улыбнулась.
— Чем я могу помочь тебе?
Сирган подошла к Эрин, ее брови были нахмурены от волнения. Она была немолода, черты ее лица напоминали о былой красоте, но она еще и сейчас была милой и привлекательной.
— Меня беспокоит Мойра, — к удивлению Эрин проговорила Сирган, в замешательстве слегка приподняв руки. — Она с нами уже давно. Она терпеливо выносила даже тех, кто недолюбливает ирландцев. А сегодня, когда Грюндред грубо сделала ей замечание по поводу ткацкого станка, она разрыдалась и выбежала из комнаты. — Сирган остановилась на мгновение. — Грюндред — злая женщина. Я боюсь за Мойру, так как очень люблю ее.
Эрин слушала Сирган, удивленная и расстроенная. Среди норвежцев были очень добрые люди — такие, как Риг, Фрейда, Сирган. Она не могла презирать их, но в то же время не могла допустить, чтобы над Мойрой издевались и впредь. Ей надо что-то предпринять.
— Спасибо, Сирган, — сказала она, — за то, что ты мне все рассказала. Я поговорю с Мойрой и подумаю, чем могу помочь ей.
Беде, почувствовав облегчение, вместе с Сирган вышла из комнаты. Эрин, нахмурившись, встала с постели. Ей следовало привести себя в порядок. Она не знала, где искать Мойру, и попросила Рига разыскать ее.
Эрин решила забыть на время о своих бедах. Ей предстоял разговор с Мойрой. Хотя она немного успокоилась, ее щеки были отекшими, а глаза воспаленными.
— Прости, что я не пришла к тебе утром, — поспешно извинилась Мойра, — но Риг сказал, что ты больна и не хочешь, чтобы тебя тревожили. Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо, — прошептала Эрин, чувствуя вину за то, что Мойра страдает, — я хотела видеть тебя, чтобы спросить, что с тобой происходит.
Верхняя губа Мойры задрожала, и она опустила голову.
— Ничего, Эрин. Думаю, я переутомилась. Эрин улыбнулась.
— Поменяемся сегодня местами, Мойра. Садись, а я буду причесывать твои волосы.
Мойра запротестовала, но Эрин усадила ее и начала расчесывать волосы, поглаживая пальцами ее виски. Она заговорила о том, что видела на улицах и чем отличается Дублин от Тары. Потом она сказала серьезно:
— Пожалуйста, Мойра, скажи мне, что беспокоит тебя. Я слышала, что Грюндред рассердилась на тебя, я должна знать, в чем дело, так как хочу, чтобы все жили мирно. — Эрин помолчала и решила, что должна использовать главный козырь. — Пожалуйста, Мойра, — говорила она нежно, — кто больше всех страдает из женщин, так это я, уж поверь мне.