Золотой самолет
Шрифт:
Мессия не придёт:
он есть в тебе,
мой милый.
Почувствуешь его
не в выходке красивой.
Не в тумаке врагу,
а в повседневной драме.
В отпоре подлецу
и уваженью к даме.
В боях за высоту
назваться человеком.
И важно, что средь них
зиять будешь прорехой.
Добрый сон
Спустился на шарике
с неба
Петрович с цигаркой
в зубах.
Он был в нашей фирме
коллега
и рано почувствовал
Теперь он сидит
на металле,
народ пилит с ним
миллион.
Ещё не представлен
к награде,
но всё равно —
добрый сон.
Гадкий утёнок
Рука болит —
такая скука.
Я бы зашёл
к тебе без стука.
Водички скушал,
снял пиджак
и лёг вздремнуть
совсем не так.
На память
краешек своей,
подальше от
чужих людей,
что не смогли
меня принять.
Понять – не в карты
поиграть.
Не ощипать
полёт гусей,
парящих
в юности моей,
и гогот пеньем
не назвать,
пока гусям
родным не стать.
Ошибаться имею право:
без ошибок вымысел жизнь.
От ошибок Земля не страдала,
от уверенных судьбы рвались.
И как будто сегодня в фаворе,
и продвинут толпою из масс…
но слыхать в его разговоре
фальшь, натяжки,
неискренность фраз.
Излечить от такого недуга
не способны земные врачи.
ПОКАЯНИЕ – вот та запруда
от потока гадостной лжи.
Ожиданье крадёт время —
разрушительный процесс.
Перед нами есть дилемма:
либо хлопать, либо сесть…
Лучше сесть в нутро вагона,
и уехать далеко,
заколдованное слово
произносится легко.
Экспедиция открытий
не таила от меня,
проплывали мимо мысли
и вращалася Земля.
Утро ярких впечатлений
затуманилось в пути,
и уже с зарёй вечерней
думы стали нелегки.
Широка страна родная —
реки, заросли, «пеньки»,
и пусты глаза деревни —
не встречают огоньки.
Воскресный вечер, плавно перешедший в забытьё с последующим пробуждением
Положили подушки подушки,
крепко спят мои дочки-болтушки.
Пусть приснится им сказочный град,
где они принимают парад…
Мостовые, сияя сапфирами,
по бокам оторочены лирами,
и шагает гусар из пивной
по дорожке под ручку с луной.
Вслед виляет собака бездомная.
Какой масти? Наверное, тёмная.
А за нею коровы мычат,
убегая от чёрных волчат.
Я вприпрыжку бегу за волчатами,
и со мною подружки с ухватами,
а в ухватах, наверное, щи.
Все побили горшки, не взыщи.
И как взвоет бестия клятая,
распахнулась душа необъятая
побежали мурашки в кусты,
а за ними стремительно ты…
Всё смешалось,
резвилось бездельником,
а очнулось с утра понедельником.
24 декабря 2011 г.
Я проделал путь
от Дорки до Евфрата,
жизнь везде не пряник —
бремя и долги.
Время повернуло
к Понтию Пилату,
быть и мне распятым
за свои грехи.
Крещенские морозы
послали небеса
для совершенства плоти
под знаменем Христа.
В какой ещё вселенной
с мурашками народ,
раздетый, с бренным телом
собою плавит лёд?
Такое испытанье
берёт один из ста,
пускай порой бахвалясь, —
возрадуйтесь, уста:
шаг первый сделан
к Богу,
теперь ещё шажок —
с терпеньем, понемногу
огонь любви
зажёг.
Птицы на воле – птицы.
В клетке они – экспонат,
и глупый хозяин гордится,
когда они говорят.
И невдомёк недотёпе:
если б в его голове
укромный отдел заработал —
услышал бы он о себе…
К счастью ли, к горю?
Не знаю…
Но им не дано различать
вольного голоса воли
и птичьего подражать.
Другим наука?
«Остров невезения
в океане есть,
весь покрытый зеленью,
абсолютно весь».
Песенка
Странно, в океане
был цветущий сад,
и всего каких-то
полста лет назад.
Жили себе люди,
весело плодясь,
пока не смекнули
добывать здесь грязь.
Океан косился
голубой волной,
но не появился
островной герой.
Выгребли фосфаты,
гнали почем зря.
До сих пор зияет
шрамами земля.
Деньги профуфукал
островной народ,
и на сердце скука…
Может нас сё ждёт?
Перекати-поле —
дар природы милый,
какая мудрость
в умноженье нивы.
Свободно катятся
во славу всем ветрам…
Где остановит
случай-генерал?
Просторы неба
спорят с степью —
ширью.
Из глубины веков
летит монгольская
орда.
Что не хватало им
в стихах акынов
и гнало на край света,
ветрами резвя?
Не думаю,
что жажда лишь
одной наживы.
И славы ради —
тоже ни причём.
Кипела кровь
в их диких жилах,
и жажда перемен
гнала бичом.
Семь футов
Семь футов
под килем.
Лево руля.
Канаты гудят
натужено.
И мачты
пронзили
небо шутя,
плывут паруса
отутюженно.
Идём мы
по морю,
палуба – дом,
боцман свистит
контуженный.
Ушли мы
в путину.
«Берег потом», —
хрипит капитан
простуженный.
Какая разница —
лишь бы с тобой!
Такая хартия —
звук не пустой.
Пусть всё изменится,
сойду с ума.
Безумством светятся
твои глаза.
Стою под куполом,
и сладок миг,
делящий жизнь мою
досель и…
крик!