Золотой скальпель
Шрифт:
– Подарками в Москве заниматься надо, – резонно заметил Виктор. – Я тоже буду старикам своим подарки покупать.
– Какое там, в Москве, – отмахнулся Михаил. – Перед отпуском так закрутимся, что не до магазинов будет. Да и в военторге снабжение совсем неплохое.
– Ну что ж, согласен с тобой, в военторг, так в военторг. Решено! – заключил Виктор и, помолчав, продолжил: – Давно у тебя хочу спросить, Миша. Твои родители тоже медики?
– Нет. Отец из крестьян. После революции кредитным товариществом руководил, затем
– Вот это послужной список! А сейчас он чем занимается?
– Руководит крупным лесничеством под Тулой.
– Ты об этом почему-то не рассказывал раньше, – пробормотал Виктор уже полусонным голосом.
– Да как-то не случалось к слову…
Усталость скоро сморила и Михаила.
Около полуночи бригадный врач Боцманов подошёл к грибку дневального и приказал:
– Объявите тревогу!
…Громкая команда нарушила тишину. Мише Гулякину показалось, что он только закрыл глаза – и вот уже нужно было бежать в строй, на ходу приводя в порядок наскоро надетую военную форму.
Всё было чётко расписано. Одни получали оружие, другие – необходимое имущество и снаряжение. Через несколько минут слушатели замерли в развёрнутом строю в две шеренги.
Командир роты хрипловатым спросонья голосом подал команду и, осторожно, чтоб не споткнуться, ступая на изрезанную корнями деревьев землю, подошёл с докладом к Боцманову. Тот выслушал доклад и только после этого щёлкнул собачкой секундомера. Посветил на него спичкой и сказал с одобрением в голосе:
– Молодцы. Сегодня норматив перекрыли. Вольно. Командирам подразделений проверить оружие, снаряжение и произвести отбой.
– Вольно! Разойдись! – повторил командир роты.
Строй рассыпался. Не обошлось и без курьёзов. Кто-то впопыхах в темноте натянул на ноги два правых сапога, заставив заодно с собой мучиться и товарища в двух левых, кто-то гимнастёрку чужую напялил, едва в неё втиснувшись. Теперь все беззлобно подтрунивали над неудачниками.
Лагерь уснул почти так же быстро, как и пробудился.
И опять лишь дневальный прохаживался между палатками.
Этой тревоге «отбоя» не будет!
Новь на воскресенье. Спокойная ночь. Улеглось всё после учебной тревоги. В полной тишине прошли час, другой, третий… Лагерь спокойно спал, когда миновало четыре часа, когда пробило пять и с соседнего аэродрома стали подниматься в небо самолёты. Он спал бы до семи часов, но к половине шестого добрался и до него прокатившийся в ту ночь по всей стране сигнал уже не учебной, а боевой тревоги.
Второй за ночь подъём, да ещё в канун выходного дня вызвал у всех недоумение.
– Сейчас, братцы, закатят нам марш бросок километров на десять, – предположил кто-то: – Только к завтраку в лагерь и вернёмся.
Михаил быстро получил
– Этак за минуту натренируемся подниматься по тревоге, – шепнул ему Гусев и вдруг, прислушавшись, добавил: – Странно. Смотри, как гудят…
– Кто гудит? – сразу не понял Гулякин.
– Да на аэродроме. Полёты ночные что ли? Обычно в выходной день не бывает полётов, а тут… Странно, – вполголоса рассуждал Виктор.
Только теперь Михаил обратил внимание на гул авиационных двигателей. За дни, проведённые в лагере, он настолько привык к этому гулу, что почти перестал замечать его, во всяком случае, внимания не обращал.
Подразделения быстро выстроились на дороге. Было уже совсем светло. Проснулись и защебетали птицы.
Строй молча ждал. Этот подъём тревоги никак не походил на дополнительную тренировку. В самодурстве командование лагеря упрекнуть было нельзя, да ведь и не к месту оно было бы после столь успешного подъёма по тревоге в начале ночи.
Появился начальник лагерного сбора военврач 1 ранга Борисов. Выслушав доклад дежурного, и поздоровавшись с личным составом, он отошёл к собравшимся неподалёку от строя командирам и преподавателям.
– Совещаются, – шепнул Гусев Гулякину. – Видно всё же учения. Возможно, совместно с лётчиками.
Дело в том, что военный факультет 2-го Московского медицинского института был создан с целью подготовки медицинских кадров для авиационных частей и соединений. Потому и лагерь находился поблизости от аэродрома, потому и занятия нередко проводились на базе авиационного соединения. Обучали слушателей и действиям в составе сухопутных войск, но основным их предназначением оставалась авиация.
Гул со стороны аэродрома нарастал, приближался, и вскоре над лагерем, почти над самой кромкой леса прошли эскадрильи бомбардировщиков. А на аэродроме гул не смолкал.
И вот на середину строя вышел комиссар лагерного сбора дивизионный комиссар Исаков.
– На сей раз, товарищи, это боевая тревога, – сказал он. – Нас с начальником лагерного сбора срочно вызывают к начальнику Ржевского гарнизона. Можно пока разойтись, но из лагеря не отлучаться. Ждать указаний. Отбоя этой тревоге не будет.
Строй не рассыпался, как в прошлый раз, а сгрудился, загудел. Все, волнуясь, обсуждали только что услышанное.
Перед самым завтраком вернулись начальник лагерного сбора и комиссар. Слушателей снова построили. Исаков заговорил глухо и жёстко:
– Товарищи, сегодня на рассвете войска фашистской Германии атаковали наши западные границы… Это война, товарищи. Война тяжёлая с сильным противником. На нас напал жестокий и коварный враг. – Комиссар оглядел посуровевший строй и продолжил уверенно и твёрдо. – Красная Армия разобьёт врага, вышвырнет его за пределы советской земли, загонит в его собственное логово. Мы должны быть готовы к испытаниям.