Шрифт:
21 июня 1941 года. Последние мирные учения.
Тёмно-зелёный автофургон с красными крестами, хорошо различимыми на фоне огромных, чуть ли не во все борта белых кругов, промчался по пыльному большаку, оставляя за собой плотную серую завесу. Свернув на ухабистую лесную дорогу, затенённую пышными кронами деревьев, затормозил в редколесье, которое начиналось спуском в балку, поросшую орешником.
– Кажется, приехали, – сказал, высматривая что-то впереди, бригадный врач Боцманов. –
Приоткрыв дверцу, высунулся из кабины и, отыскав глазами едва заметную тропинку, что убегала от дороги, теряясь в гуще кустов, ступил на подножку кабины и спрыгнул на землю.
Водитель заглушил мотор, и в наступившей тишине стало отчётливо слышно звонкое щебетание птиц и весёлое, мелодичное журчание ручья, что струился в малиннике на дне балки.
– Какие будут распоряжения? – спросил водитель.
– Машину поставьте в орешнике и замаскируйте хорошенько, – повторил он уже отданное распоряжение и прибавил: – Ждите меня здесь. Я пойду в медсанбат.
По извилистой тропинке Боцманов спустился в балку, напился из ручья студёной воды, огляделся и прислушался.
«Не ошиблись ли мы с шофером? Не сбились ли с пути? Та ли это балка?» – засомневался он, поскольку никаких признаков расположения крупного подразделения не было заметно.
Сдвинув вперёд висевший у бедра планшет и достав из него топографическую карту, испещрённую условными знаками тактической обстановки, определил, что медсанбат должен находиться где-то рядом.
Но лишь тогда, когда прошёл ещё несколько десятков метров, послышались голоса.
– И к чему эта вся работу? – ворчал один. – Существует конвенция, по которой запрещено вести огонь по медицинским подразделениям, по госпиталям. Не маскировать медсанбат надо, а как раз наоборот – красные кресты выставить, чтоб издалека виднелись, что б знал враг: здесь раненые.
Ворчуну резко ответили:
– Конвенция, говоришь?! А ты уверен, что фашисты будут соблюдать эту твою конвенцию, а не пошлют её подальше?
Голос показался Боцманову очень знакомым.
– А как же?! Как же это могут послать?
– В Испании они ни с правилами ведения войны не считались. Бомбили полковые медпункты, а уж если удавалось захватить их, сразу добивали раненых. Прав Гусев, что заставил нас поработать. Теперь медсанбат с воздуха не увидать.
Боцманов сделал ещё несколько шагов, и перед ним открылась поляна, на которой выстроился длинный ряд четырёхмачтовых палаток, тщательно замаскированных ветвями деревьев. На одной из них висела табличка: «Приёмно-эвакуационное отделение»
«Миша Гулякин, – сразу узнал Боцманов невысокого юношу в белом халате, стоявшего у входа. – Он приёмно-сортировочным взводом командует».
– Верно говорите о маскировке, Гулякин, очень верно, – поздоровавшись, сказал бригадный врач. – Маскировка необходима и нам, медикам. И после паузы прибавил: – Мне нужен командир батальона. Где он?
– Гусев в штабе. Это вон там, за изгибом балки, – указал Гулякин.
Едва оборудовали приёмно-эвакуационное отделение, окрестности заполнились звуками ружейно-пулемётной стрельбы, доносившейся с переднего края обороны, что проходил в нескольких километрах к югу от леса.
Прибежал Гусев. Он быстро, но придирчиво осмотрел палатку, прошёл по приёмно-сортировочной площадке, затем, пытливо глядя в глаза Гулякину, спросил:
– Миша, всё готово?
– Так точно, товарищ командир батальона, – уверенно ответил Михаил Гулякин.
– Смотри, у тебя участок – из самых ответственных. Надеюсь на тебя!
– Постараюсь оправдать! – с юношеским задором ответил Гулякин.
Гусев кивнул и сказал:
– Пойду, проверю остальные подразделения. Скоро начнут поступать раненые.
И точно: через несколько минут с дороги донёсся шум двигателя санитарного автомобиля.
– По местам, товарищи, – негромко, но властно скомандовал Гулякин. – Работать спокойно, не волноваться.
Санитары принесли первые носилки, осторожно поставили на стол.
– Артериальное кровотечение, жгут на бедре, – вслух прочитал фельдшер записку, приколотую к карману гимнастёрки.
– Время наложения жгута? – спросил Гулякин.
Фельдшер сообщил.
– Срочно в операционную, – распорядился Гулякин. – Чья очередь?
Следующий вошёл сам.
– Ранение мягких тканей плеча, – сообщил фельдшер. – Кровотечение остановлено, повязка наложена.
– Кто оказывал помощь? – задал вопрос Гулякин.
– Санинструктор.
Гулякин внимательно осмотрел повязку и покачал головой:
– Повязка наложена плохо. Немедленно в перевязочную.
Отдал распоряжение и, повернувшись к столу, склонился над очередным бойцом.
– Смертельное ранение в живот… Безнадёжен, – в голосе фельдшера слышались нотки растерянности.
– Ввести анестезирующий раствор. Направить в госпитальный взвод, – распорядился Гулякин и бросил строгий взгляд на фельдшера: – Раненый в сознании. Нужно думать, прежде чем говорить.
– Это ж учебный раненые, – попытался возразить слушатель, выполняющий роль фельдшера.
– А если завтра война! – сказал Гулякин. – На учениях должно быть всё так, как в бою!
Если бы он только знал, насколько оказался прав, произнося эту фразу…
Сортировка продолжалась. Командир приёмно-сортировочного взвода медсанбата Михаил Гулякин постепенно обретал уверенность в своих действиях.
В палатку несколько раз заглядывал Боцманов. Он поправлял, подсказывал, но чувствовалось, что в целом доволен работой Гулякина и его подчинённых.