Светлейший Князь Потёмкин и Екатерина Великая в любви, супружестве, государственной деятельности

В ужасе застыла Европа, потрясенная громом Кагула и Чесмы, ошеломлённая славными победами екатерининских генералов и адмиралов, обессмертивших свои имена и имя своей великой Государыни. В страхе и отчаянии бежали повсюду от русских витязей янычары и спаги, цепные псы антирусской политики Запада.

В отчаянии ждала Европа того часа, когда русские флаги взовьются над освобождённым Константинополем, а Православные кресты воссияют над Святой Софией Константинопольской, когда утвердятся на Чёрном и Средиземном морях победоносные екатерининские эскадры.

В конвульсиях бились политики и дипломаты Запада,

пытаясь отыскать способ остановить победное шествие войск графа Задунайского и славный рейд эскадр Алексея Орлова-Чесменского, понимая, что в открытых, честных боях сделать это невозможно. Впрочем, свойственна ли вообще когда-либо была честность европейским политикам? Уж в чём, в чём, а в низости и коварстве они оставались непревзойдёнными во все времена.

Вспомним тяжелейшую эпоху нашествия диких орд Востока, когда Русская Земля спасла Европу от леденящего душу погрома. Как окрыляли и радовали европейских правителей и отцов католической церкви беды, свалившиеся на Русский народ, как злорадствовали они при известиях о поражении Русских князей на Калке и Сити, привёдшие к жесточайшему нашествию орды! Пепелища городов и безмерное горе людское стали последствиями этой агрессии.

Тут же зашевелились шведские и тевтонские крестоносцы, благословлённые папой римским на крестовые походы, несущие ещё большую жестокость, нежели набеги татарские.

Но Русь оправилась от ударов, разогнала грозовые тучи, наползавшие из Европы, а затем сбросила иго диких ордынцев. Мужала и крепла она год от года, уверенно шествуя от Княжеств к Царству, от Царства к Империи, с боями возвращая отнятые у неё земли и восстанавливая законные границы.

Запад всё это время старался противодействовать успехам России, причём, как правило, чужими руками. Орудием его политики была Османская империя, которая бросалась на Русь всякий раз, когда того требовали Западные её подстрекатели.

Но никогда прежде не давала столь сильного сбоя, послушная их замыслам военная машина, никогда не терпела Порта столь сильных и сокрушительных поражений, как в ту первую в царствование Екатерины Великой турецкую войну, наименованную историками войною «Румянцевской».

И Запад снова нашёл характерный для его политики выход. Скрытно и коварно подготовил удар в спину. Европа была уже искушена в подобном коварстве. Вспомним так называемую крестьянскую войну под предводительством агента римской католической церкви, воспитанника венецианской военной школы, изменника и бандита Ивана Болотникова.

Теперь европейским заправилам удалось найти предателя в самой патриотической части русского народа, в среде казачества. Им стал дезертир и конокрад Емелька Пугачёв. С его помощью удалось разжечь пожар новой «крестьянской» войны, нанести удар в спину России и помешать победоносному шествию войск Румянцева за Дунай.

Удар был направлен против ярко сиявшего Российского Солнца – так назвал Государыню Алексей Семёнович Шишков – против Екатерины Великой, украшающей славными делами своими столь зыбкий ещё престол Русский Царей. Зыбкий, потому, что лишь сравнительно недавно вышла Россия из страшной и гибельной для неё эпохи дворцовых переворотов, когда, по отзывам историков, гвардейцы «считали безделицею произвести перемену на престоле».

И прежде, до Емельки Пугачёва, не раз «воскресал» Пётр III в умах проходимцев и авантюристов, не раз рождались планы по возведению на трон самозванцев и самозванок.

Увы, легковерен русский народ, легко изгонял он одних правителей и сажал себе на шею других, певших сладкие песни, но оказывавшихся час от часу ещё более жестокими. Каких только книг не начитались мы в своё время

о подобных мятежах. Бандиты и преступники именовались в них «нашими великими предками», сражавшимися за счастье «униженных и оскорблённых». Особое внимание обычно уделялось самому опаснейшему из самозванцев Емельке Пугачеву, и никого не интересовало, каким образом и с чьей помощью сумел сей «великий предок» – воришка и конокрад – достичь несомненных успехов в организации одного из самых мощных выступлений против российского правительства, до основания потрясшего всю Империю.

В те тяжелые дни, когда пожар крестьянской войны захлестнул центральные районы России, Императрица Екатерина Вторая писала новгородскому губернатору Я. И. Сиверсу: «Два года назад у меня в сердце Империи была чума. Теперь у меня на границах Казанского царства политическая чума, с которой справиться нелегко…».

Государыня Российская не преувеличивала опасности. К концу декабря 1773 года у Пугачёва была армия, по численности равная армии фельдмаршала Румянцева, сражавшейся с турками на Дунае. И силы мятежников увеличивались по мере продвижения вглубь Империи.

Между тем ещё не всё устоялось в государственном управлении, государственную власть разрывали на части различные придворные группировки. Известный исследователь екатерининского времени Вячеслав Сергеевич Лопатин так описывает сложившуюся в столице обстановку: «Не раз выходившая из трудных положений Екатерина ищет опору. Ей нужен сильный человек, державный муж, соправитель. И она делает выбор: Потёмкин. Сам Орлов хвалил его. На него указывал Румянцев. Против Потёмкина ничего не имел Панин. Ведь генерал давно в армии и не примыкает ни к одной из придворных группировок. Наконец (и это очень важно) подруга Императрицы графиня Прасковья Александровна Брюс (родная сестра П. А. Румянцева. – Н. Ш.), которой Екатерина поверяла свои сердечные тайны, успела шепнуть о том, что Потёмкин давно и страстно любит одну женщину. Эта женщина – Екатерина».

И Государыня пишет генерал-поручику Потёмкину письмо, которому суждено перевернуть всю его судьбу – вознести на необычайные высоты власти и славы…

Так кто же он, Григорий Александрович Потёмкин?

Виссарион Белинский писал о нём: «Много величавых образов украшает блестящий век Екатерины, но Потёмкин всех их заслоняет своею колоссальною фигурой. Его и теперь всё также не понимают, как не понимали тогда: видят счастливого временщика, сына случая, гордого вельможу, – и не видят сына судьбы, великого человека, умом завоевавшего себе безмерное счастье, а гением доказавшего свои права на него. Потёмкин – это одна из тех титанических натур, которых душа пожирается ничем не удовлетворяемою жаждою деятельности, – для которых перестать действовать значит перестать жить, – которым, завоевав землю, надо делать высадку на луну или умереть… В самих его странностях было что-то таинственное, и все смотрели на него со страхом и любопытством».

Так кто же он и как протекала его жизнь до этого удивительного часа, когда на него обратила свой взор Государыня?

Говорят, у великих людей есть какое-то предчувствие места и времени свершения, по крайней мере, выбора своего великого дела. Это предчувствие озарило Императрицу, и именно она сделала за Потёмкина великий в его жизни выбор…

М. М. Сперанский, вошедший в историю как составитель 45-томного Полного собрания законов Российской Империи и 15-томного Свода законов Российской Империи, однажды сказал: «За всё восемнадцатое столетие в России было четыре гения: Меншиков, Потёмкин, Суворов и Безбородко…».