Золотой свисток, или Вояжи писателя Ахманова
Шрифт:
Пришлось Ахманову идти в таверну "Грек Зорба", которую содержали Янаки, Ставраки и Папа Сатырос, слывшие на Родосе контрабандистами. Там ему продали за приличную сумму израильский фумигатор, походивший видом на небольшой миномет. В прилагаемой инструкции утверждалось, что прибор истребляет комаров с гарантией при помощи высокочастотных колебаний торсионного поля.
Увидев этот агрегат, супруга Ахманова перепугалась и заявила, что отправляется спать в ванную, где комары были ею уничтожены подручными средствами, полотенцем и свернутой газетой. Еще она сказала, что если Ахманов останется жив, а комары передохнут, то следующей ночью она, так и быть, вернется в супружескую постель. Но сейчас у нее нет желания подвергаться торсионным колебаниям, о которых ходят разноречивые слухи.
Ахманов, будучи по прежней своей профессии физиком, торсионного поля не боялся и уснул под писк издыхающих комаров. Израильский прибор хоть и кусался в еврах, но цену свою оправдывал вполне. Но было у этой технической новинки и побочное действие – то ли непредусмотренный изобретателем эффект, то ли некая хитрость, свойственная потомкам Моисея. Так ли, иначе, но заснул Ахманов на Родосе в двадцать первом веке, а проснулся там же, но за два с лишним столетия до рождества Христова – как раз в те годы, когда возводился Колосс Родосский. Точнее, статую еще не возвели, но уже наняли скульптора Хареса из Линдоса, и в данный момент ваятель размышлял над грандиозным проектом.
Он занимался этим вместе со своими учениками в таверне на морском берегу, в гавани Мандраки. Реял прохладный бриз, сияло солнце, покачивались на волнах пузатые торговые кораблики, а Харес ел мусаку, пил вино и, задумчиво морща лоб, царапал стилосом по сосновой доске. Примотревшись, Ахманов решил, что ваятель похож на контрабандиста Янаки и выглядит жуликоватым, а его ученики – просто сущие разбойники. Один из них напоминал критика Г., с которым у Ахманова были контры.
Проект колосса обсуждался на греческом, но – странное дело! – Ахманов понимал все от слова и до слова. Место для статуи уже выбрали – в конце мыса, обрамлявшего гавань, – и теперь мастер с подмастерьями соображали, как им возвести гигантский монумент.
– Из камешков выложим и бронзой облицуем, – наконец решил Харес.
– Все из камешков нельзя, тяжеловато будет, – сказал Ахманов на чистом древнегреческом. – Из камня три опорных столба сделай, а внутренний каркас – из железных балок.
– Хмм… из железных… – Харес призадумался. Потом зачерпнул мусаку двумя пальцами, прожевал, отпил вина и поднялся. Ученики тоже встали. Поганец, напоминавший критика Г., засвистел на дудке, а остальные начали плясать вместе с мастером сиртаки. Ахманов не удивился – знал, что греки для просветления мозгов пьют и танцуют, отличаясь в этом от славян, которые только пьют. Прицепившись к крайнему ученику, он обошел со всей компанией таверну девять раз, по числу муз, и слегка запыхался. Харес тоже дышал с присвистом, но по хитрому блеску глазок было понятно, что мысль ваятеля не дремлет.
– Значит, три каменных столба и железные балки… – пробормотал он, озираясь на Ахманова. – Так годится?
– Годится, – подтвердил Ахманов. – Толстые балки пустишь поперек на уровне плеч и пояса, а из брусков потоньше соберешь каркас. На него бронзу навесишь, и будет все тип-топ.
– А ты откуда это знаешь? – полюбопытствовал ваятель.
– Знаю, голубь мой, знаю, – сказал Ахманов. – Я, видишь ли, Гермес, посланец богов. Командирован папой Зевсом тебе в помощь.
Ваятель почесал темечко, покосился на золотую цепь у Ахманова на шее (правда, без свистка, но солидной толщины) и склонил голову.
– Хайре, благой бог! Ну, раз ты велишь клепать каркас из железа, так и поступим. Кто я такой, чтобы спорить с олимпийцами?
– Ты и не спорь, – посоветовал Ахманов. – Делай, что говорят, и прославишься в веках.
Глазки у Хареса заблестели еще сильнее.
– Прославлюсь? Ты обещаешь, посланец богов?
Ахманов с важным видом поиграл цепочкой и произнес:
– Будет творение твое, о Харес из Линдоса, чудом света наравне с египетскими пирамидами. Но простоит недолго.
– Недолго – это сколько? – встревожившись, спросил ваятель.
– Лет пятьдесят, – сообщил Ахманов, не помнивший точной даты. [Колосс Родосский был воздвигнут в 292–280 гг до н. э. и простоял до 224 г. до н. э. Разрушен в результате сильного землетрясения. ] К его удивлению Харес вовсе не опечалился, а хлопнул себя по коленке и воскликнул:
– Пятьдесят так пятьдесят! Достаточный срок, чтобы пропить гонорар и упокоиться в славе. А там хоть олива не расти!
– Кстати, о гонораре, – произнес Ахманов. – Вспомни, Харес, что я – покровитель торговли, и на кривой меня не объедешь. Ясно?
– Ты о чем, благой бог?
– О том, что не худо бы оплатить мою помощь. Десять процентов меня устроят. В афинских драхмах, разумеется.
– Пять! – попробовал сбить цену Харес, но Ахманов грозно уставился на мошенника:
– Это кто у нас спорит с олимпийцами? В Тартар захотел?
Сверкнула молния, зарокотал гром. Харес, а за ним ученики, бухнулись на колени.
– Помилуй, божественный вестник! Будет, как велишь! Десять процентов в афинских «совах»! [Афинская или аттическая серебряная драхма весила 4,36 г. На ней изображалась сова, птица богини Афины, поэтому эти драхмы часто называли "совами".] Клянусь и обещаю!
– То-то же, – молвил Ахманов и проснулся.
Некоторое время он лежал не двигаясь, слушая, как похрапывает в ванной жена, и глядя на израильский агрегат, испускавший торсионные волны. Потом слез с кровати, выключил москитную машинку и пробурчал:
– Какой забавный сон! Лишнего я вчера хлебнул что ли?.. А может…
Тут он споткнулся о мешочек, валявшийся на полу. Мешочек был увесистый, и когда Ахманов его поднял, в мешке зазвенело. Вдохновленный этими звуками, он распустил завязки, и на постель ручьем хлынули монеты. Однако не серебряные драхмы, а греческие евро с лупоглазой совой. Их оказалось штук пятьдесят [Похоже, гонорар Хареса составил пятьсот драхм, что было в античные времена крупной суммой (более двух килограммов серебра). Но писатель Ахманов не исключает, что мошенник Харес его нажег, заплатив не десять, а пять процентов. В этот случае гонорар ваятеля равен тысяче афинских драхм. ], но этот новодел не мог сравниться ценностью с древней афинской валютой – драхмы были раритетом, а евро всего лишь деньгами.
– Мошенник этот Харес! – злобно буркнул Ахманов и пересыпал монеты обратно в мешок. Их хватило на две порции креветок в таверне "Грек Зорба" и бутылку коньяка «Метакса». Креветок Ахманов съел с женой, а коньяк подарил своему другу писателю Балабухе.
ВОЯЖ 13. АТЛАНТ ИЗ ГИМАЛАЕВ
Можно сказать, что писатель Ахманов попал в Гималаи, выполняя спецзадание. Случилось так, что, будучи в Москве, познакомился он у своих издателей с главным редактором журнала «Знание – жизнь». Некогда журнал был именит и славен, печатал фантастику и популярные статьи по всем наукам, но теперь оскудел, захирел и с миллионных тиражей свалился на жалкие двенадцать тысяч. Что подтверждает латинскую пословищу: nil permanet sub sole – ничто не вечно под солнцем.