Золотой торквес
Шрифт:
Их сопровождающий стоял как вкопанный — золотисто-голубой робот, ожидающий приказов.
— Ее предупредили? — спросил Бурке.
— Нет, — ответила Фелиция. — Оттащи тело за дверь и прочь отсюда. Нам еще долго идти.
Они двинулись по коридору дальше, поворачивая то направо, то налево, проходя под разукрашенными арками, и никто из них, кроме Халида, уже не знал, где находится. Освещение становилось все более слабым. Изредка им попадались невнимательные охранники, на которых они не обращали ни малейшего внимания. Наконец они очутились перед массивной двустворчатой дверью более десяти метров высотой; на ней сияло золотом геральдическое изображение мужского лица.
— Видимо, здесь, — пробормотала Фелиция и послала одурманенному сопровождающему принудительную команду: «Ты откроешь нам вход на фабрику торквесов.»
«Я не могу. Ни один серый этого не может.»
— Черт! — прошипела девушка. — Всем отойти! Будем надеяться на лучшее.
Шестеро серых охранников при полном вооружении расступились и удалились, подобно механическим куклам; за ними последовал сопровождающий. Фелиция застыла перед створками огромных бронзовых дверей, откинув назад голову в шлеме, опустив по швам руки и крепко сжав кулаки. Желтый отшлифованный металл позеленел по стыку, потом стал синим, фиолетовым, засветился, когда ее психокинетическая сила привела в колебательное движение молекулы металла, плавившегося в течение тридцати долгих секунд.
Диверсанты стояли, словно в трансе, держа наготове железное оружие. Жар от расплавленной бронзы и едкий запах ударили в ноздри, и все медленно отступили от миниатюрной фигурки, которая теперь подняла сверкающие сапфировые руки и повелела взломанной двери широко распахнуться.
За дверью царила темнота. Фелиция отважно перешагнула дымящуюся лужу расплавленной бронзы.
В кромешной тьме вдруг взорвалась яркая вспышка голубого огня. За ней мелькнула вторая, точно от красного стронция, и еще одна — фиолетовая. То были светящиеся силуэты фигур, похожих на человеческие, но каждая почти вдвое выше Фелиции. Зеленые, золотисто-розовые, зловеще-алые огни вспыхивали и повисали во мраке. Целая толпа. Пятьдесят или шестьдесят гуманоидов надвигались с поднятыми щитами, мечами и забралами, так что спутники Фелиции отчетливо видели презрительное торжество в глазах потомства Нантусвель.
— Я — Имидол, — прогремел голос предводителя в голубых доспехах. — Ваша смерть.
Фелиция послала в него трехметровый огненный шар.
— Железо! — пронзительно крикнула она. — Бейте их железом! Я обвалю крышу!
Один за другим в коридоре громыхнули четыре взрыва. Тану в драгоценных доспехах вылетели из-за внутренней двери, словно стая ангелов-мстителей. Нападающие натянули тетивы своих луков. Слышались душераздирающие крики, свист метеоритов, глухой рокот обрушивающейся каменной кладки; помещение наполнили запахи озона, пыли, отбросов, паленого мяса.
Амери прислонилась к стене коридора и, почти ослепленная дымом, лихорадочно выпускала стрелы по высоким сверкающим фигурам. Волны психической энергии били по ее незащищенному уму. Параллельно физической схватке разворачивалась метапсихическая, но, к счастью, абсолютно нормальная монахиня улавливала лишь ее обертоны. Когда колчан опустел, она сжала обеими руками копье с коротким древком и, вверив свою душу Иисусу, приготовилась умереть.
Эхом разнесся по Гильдии грохот рухнувшей стены — благо, на фабричное помещение, а не на коридор. Все до единого алмазные метасветильники погасли, и освещением теперь были только сверкающие доспехи тану, вспышки астрального пламени и редкие искры окалины. Комнату заволокло дымом. Амери упала на колени, чтобы хоть немного отдышаться. Но пол был завален обломками известняка, металлическими канделябрами, кусками алмазных и бронзовых доспехов и мягкими темными глыбами, из которых летели искры и сочилась кровь.
Амери медленно поползла через задымленный зал. В мгновенной вспышке перед ней мелькнуло бородатое лицо Уве Гульденцопфа. Голова его лежала на полу. Тела не было.
Содрогаясь от рыданий, машинально сжимая копье с железным наконечником, она продвигалась вдоль стены. За спиной гремели новые взрывы, и слышался шум накатывающей лавины. Где-то поблизости, точно сирена, вопил женский голос. Что-то огромное, розовое нависло над ней, вынырнув из гущи схватки, затем такая же глыба, только сияющая зеленым и белым светом. Умственная бомбардировка усилилась. Амери распласталась на полу, не в силах даже молиться. Одна нога полностью онемела. Мозг был наполнен все раздирающей пульсирующей болью, отдававшейся в зубах и глазах. Дым и огонь немного отступили, и вся сцена вдруг отодвинулась куда-то вдаль. Бедняжка парила над собственным телом и видела, как один кожаный ботинок обуглился, а в прокопченной бронзовой кирасе зияла огромная вмятина на уровне почек. Из правой руки от локтя до запястья торчала голая кость.
— Чего ты ждешь, ангел? — испытующе спросила монахиня.
Но не умерла. Вселившись обратно в истерзанное, распластанное на полу тело, она с трудом раскрыла веки и поглядела на склонившегося над ней невысокого человека в сверкающих голубых доспехах.
— Это ты! — вскричала она с радостным облегчением. — Так мы все же победили!
Алмазная рукавица приподняла голубое забрало. Человек с огромным носом и смешливыми глазами взирал на нее сверху вниз, обнажив в улыбке мелкие, безупречно ровные зубы. Она никогда прежде его не видела.
— Нет, — ответил Гомнол, — вы не победили.
Амери почувствовала, как ее искалеченное тело оторвала от пола и удерживает на весу психокинетическая сила главы Гильдии Принудителей. Он устремился в ад, и она поплыла следом, будто нелепая надувная кукла. Клубы дыма рассеивались перед ним, маленькие язычки пламени гасли. Лицо его лучилось, освещая руины. На пути громоздились гигантские неподвижные формы в стеклянных доспехах и тела поменьше. Монахиня разглядела Ванду Йо: рот ее был разинут в последнем беззвучном крике; Герта и Ханси, неразлучных в смерти, как и в жизни, придавило каменной балкой. Халид сидел у стены, являя собой пародию на Богоматерь скорбящую: на мертвых его руках возлежал воитель тану, пронзенный железным копьем.
— Салям алейкум, бай! — прошептала она, и Халид растворился в темноте.
— Фабрике нанесен лишь поверхностный ущерб, — удовлетворенно сообщил Гомнол. — Надо признать, я свалял дурака. Довольно неприятно теперь рассыпаться в благодарностях перед потомством за спасение моей обители, особенно если учесть, что вы многих из них положили. Впрочем, пустяки.
Вспышка радужного света озарила подступавшую к ним темноту, и оглушительный голос отчеканил:
— Добро пожаловать, лорд Гильдии Принудителей! Лучше поздно, чем никогда.
Гомнол подошел к проему, где прежде были бронзовые двери. Остатки дыма и метапсихических паров рассеивались перед когортой рыцарей, небрежно опиравшихся на широкие мечи и стеклянные копья. Вождь Бурке и Бэзил, обгоревшие, окровавленные, от лодыжек до шеи опутанные стеклянной цепью, стояли на коленях перед полубогом в рубиновых доспехах. Рядом на полу распростерлась Фелиция без шлема, глаза закрыты, в лице и шее ни кровинки, если не считать мягкого сияния торквеса, сливавшегося с золотом волос.