Золотой треугольник
Шрифт:
Разведка явно подвела, не предупредив генеральный штаб, что к крепости отовсюду стягиваются лучшие и чрезвычайно многочисленные части вьетнамской армии.
Оптимизм сменился самыми черными опасениями.
С севера крепость Дьенбьенфу охранялась тремя пунктами наружной обороны; важнейшими из них были холм Док Лап, на котором возвышалась маленькая крепость Габриэла, и холм Хим Лам с крепостью Беатриса. После мощной артподготовки против них высыпала вьетнамская пехота. Тысячи солдат почти сомкнутым строем бросились на пулеметы. Место павших мгновенно занимали новые бойцы. Французским защитникам крепости казалось, будто все новые и новые человеческие волны
Ни один обороняющийся не способен долго выдержать такую атаку без поддержки самолетов или артиллерии. Но крепостная артиллерия сама находилась в сложной ситуации. Если бы она поставила перед атакующей пехотой заградительный огонь, она стала бы беззащитной мишенью для батареи противника.
Холмы, защищавшие подступы к крепости, были взяты еще в середине марта, и с этого момента исход сражения был предрешен. Французы не нашли контрмер против гениально простой тактики вьетнамцев. Со всех окрестных холмов в долину шла густая сеть соединительных ходов, траншей и окопов. Десятки, а возможно, и сотни тысяч солдат вели подкопы к французским укреплениям. Рвы охраняли их от бомб, напалма и осколков снарядов. Окоп был ответом вьетнамского пехотинца на технический перевес французов.
Десятки километров извилистых траншей окружили французский гарнизон, видевший в амбразуры тысячи кирок и лопат, непрерывно прорывающих ходы все ближе и ближе. Этот лабиринт невозможно уничтожить; и самая тяжелая бомба убьет лишь нескольких солдат, но не остановит других. А едва они приблизятся, как в амбразуры полетят гранаты и на штурм ринется море атакующей пехоты. В момент, когда между двумя линиями останутся уже какие-то метры, наступающие смогут проскочить простреливаемое пространство прежде, чем защитники отбросят в сторону миски с едой.
Терпеливо и настойчиво углубляли вьетнамские пехотинцы свои окопы, атакуя наиболее уязвимые места обороны, каждый раз создавая такой численный перевес, что лишенные резервов защитники крепости не могли их остановить.
Ожесточенный артиллерийский обстрел перепахал посадочные площадки. Даже самым опытным пилотам не хотелось садиться на дне котловины, где транспортные самолеты напоминали мишени на стрельбище. Попытка осуществить снабжение окруженного гарнизона с помощью парашютов только отодвигала момент поражения. Обороняемое пространство сузилось до двух квадратных километров, и большая часть сбрасываемых на парашютах запасов попадала к неприятелю.
Агонию французов довершил решающий штурм, когда волны атакующих со всех сторон устремились на последних защитников крепости. 7 мая генерал де Кастри сдался. Всего семьдесят восемь его солдат избежали плена или смерти и пробрались в Лаос.
Менее чем через сорок часов после падения крепости в Женеве начались мирные переговоры.
Каждого, кто в 50-е годы взволнованно следил за битвой, положившей конец французскому господству в Индокитае, должны были поразить ее масштабы. На французской стороне сражалось 15 600 человек, не считая экипажей самолетов. Это был цвет экспедиционного корпуса, но и его потеря еще не означала трагедии, которая могла бы поставить Францию на колени. Это сражение не сравнишь с битвами под Сталинградом или Курском, где танки насчитывались тысячами, а солдаты — миллионами. Однако психологические последствия поражения намного превзошли его военное значение. Высшие французские офицеры теперь
Парадокс заключается в том, что и к этой решающей битве Индокитайской войны имели отношение наркотики.
Гибель Федерации тхай
«Уйдите из Дьенбьенфу», — взывал к солдатам осенью 1953 года, за полгода до решающей битвы, молодой француз Жан Жерусалеми. Он знал, о чем говорит. Дело в том, что он служил советником в так называемой Федерации тхай, на территории которой находилась эта крепость.
Свой совет Жерусалеми подкрепил серьезными аргументами.
После второй мировой войны, когда французы попытались противопоставить ширящемуся вьетнамскому революционному движению национальные меньшинства, на территории трех горных стратегически важных провинций на северо-западе Тонкина возникла автономная федерация народности тхай. Президентом маленького автономного государства стал предводитель белых тхай по имени Део Ван Лонг.
Титулом «президент» одарили его французы — высоко в горах, где господствовали полуфеодальные отношения, это слово было лишено смысла. За спиной Део Ван Лонга в лучшем случае было 25 тысяч белых тхай, причем на территории федерации жили еще не менее 100 тысяч черных тхай и 50 тысяч мео.
Согласно племенным обычаям, новый президент окружил себя родственниками, друзьями и приверженцами, назначил их на все государственные посты. Разумеется, они были тоже белыми тхай. Само по себе распределение постов не так уж сильно возмутило живущих почти целиком за счет собственного натурального хозяйства обитателей деревень, однако вскоре всплыл вопрос о государственной казне: кто ее наполняет и кто ею пользуется.
«Бюджет Федерации тхай держится исключительно на мео, одну половину они возмещают непосредственно опием-сырцом, а другую косвенно — через китайцев, которые тратят свои доходы от торговли опием в государственных казино», — подтверждали в сообщениях генеральному штабу и французские офицеры.
В конце второй мировой войны здешние мео через Део Ван Лонга продавали французам примерно 4,5–5 тонн опия-сырца в год.
Но в конце войны и в Европе, и здесь ситуация начала меняться. После роспуска опиумной монополии в Ханое и Сайгоне разросся черный рынок, цены взвинтились, а мео потеряли интерес к торговле с Францией. Они охотнее продавали свой опий без посредника, прямо китайским контрабандистам. Однако, когда Део Ван Лонг неожиданно получил президентский пост, все изменилось. Вместо французской армии за порядком теперь следили два батальона местных войск — примерно по 350 солдат в каждом. Состояли они, как можно предположить, исключительно из белых тхай.
С этого момента цены на опий-сырец определял сам Део Ван Лонг. Когда мео отказались продать ему опий, сбыт которого в пору начавшейся «операции Икс» сулил большую выгоду, Део Ван Лонг стал принуждать их силой.
Жан Жерусалеми вникал в суть дела, когда предупреждал об опасности строительства крепости Дьенбьенфу в месте, где скрещиваются дороги на север, к Китаю, и на запад, к лаосской границе: «Горные мео чрезвычайно разочарованы в Део Ван Лонге и во французах из-за применяемого ими метода торговли опием, а черные тхай, живущие внизу, в долине, воспринимают господство белых тхай как оскорбление».