Золотой треугольник
Шрифт:
Спустя какое-то время пятидесятилетний крестьянин слегка погладил меня по руке. Я ответил дружеской улыбкой. Через минуту он взял меня за руку. Я оцепенел. В Индии, Эфиопии и Индонезии нередко можно увидеть мужчин, идущих по улицам, держась за руки, объединенных не только радостью дружеского общения, но и физическим прикосновением. Жест крестьянина означал дружеское расположение, не более. И все же мне было неловко, когда какой-нибудь европеец, проходя через вагон, скользил по нашей странной паре удивленным взглядом. Абсурдная и немного комическая ситуация как бы символизировала для меня различие между исламом и буддизмом. Малайцы тоже дружественны и улыбчивы, но Коран заковывает их беззаботность в панцирь религиозных предписаний.
В Малакке и даже в Куала-Лумпуре малайский студент никогда не осмелится поцеловать свою девушку на улице; а обнявшихся влюбленных
Буддизм же, напротив, учит тайцев смирению и терпимости. Нигде больше, ни в Азии, ни в Африке, простой крестьянин не решился бы взять за руку европейца: слишком часто на отношение их обитателей к белым ложится тень колониального прошлого. Но в Таиланде смотрят на иностранца как на друга, ведь не случайно эту страну называют «королевством улыбок».
За руку с крестьянином я просидел около часа. И только после этого осторожно высвободил руку, но улыбаться друг другу мы не перестали. Тем не менее в Бангкоке, выйдя из поезда, мы, как чужие, разошлись в разные стороны. Рука, погладившая меня неподалеку от г. Хатъяй, принадлежала крестьянину, бесконечно дружественному и доверчивому, в поспешном же рукопожатии, которым мы спустя сорок часов обменялись на переполненном перроне, уже чувствовалось приближение столицы.
Бангкок — по крайней мере при кратком его посещении — напоминает экзотический сон. Храмы и дворцы, словно колышущийся прибой, бросают золотые отблески в синее небо, львы и демоны щерят каменные клыки, в полутьме залов пламенеют палочки, распространяющие благовоние. Серые ступы, напоминающие гигантские колокола, как бы противятся бегу времени. Лица статуй застыли в улыбке, такой древней, что она затмевает молодость тайской метрополии.
В 1767 году бирманцы жестоко разгромили Аютию, древнюю столицу тайского королевства. После нескольких победоносных сражений молодой воин Таксин изгнал захватчиков, но даже отпраздновать победу ему было негде — Аютия лежала в развалинах. Стоит ли собирать разметанные камни и заново возводить кружевные пагоды, высекать хрупкие статуи, если враги знают каждый брод, каждое ущелье на подходах к городу и в любой момент могут все уничтожить? Во прах повержены 400 храмов, резные крыши поглотил огонь. Каналы, на которых покачивались королевские ладьи, украшенные изображениями сказочных животных, занесены илом.
Со слезами на глазах покинул Таксин город, во второй половине XVII века по величине превосходящий Лондон, и на берегу реки Чао-Прая основал город Тхонбури. Десять лет спустя Таксин сошел с ума. Верные подданные засунули его в бархатный мешок (бархат — символ благородства) и насмерть забили палками из ароматного сандалового дерева, чтобы тело его не осквернила ни одна капля крови. Только так, согласно религиозным понятиям, может быть умерщвлен владыка.
Его наследник перенес город на другой берег реки, до этого там находилась маленькая рыбацкая деревушка Бангкок. Так возникла новая столица, называемая местными жителями Крунгтеп — Город ангелов. В искусственных каналах, построенных в память об утраченной Аютии, отражались многокрасочные храмы и дворцы, построенные по древним образцам. Их внутреннее убранство составляли предметы, вынесенные из погибшего города. В храме Пра Кео восседает на золотом алтаре легендарный Изумрудный Будда, сделанный из халцедона. Изваяние семидесятипятисантиметровой высоты, найденное в XV столетии неподалеку от Чиангмая, мерцает во тьме слабым синевато-зеленым светом. На мраморном полу перед ним склоняются и министры, и простые крестьяне. Трижды в год сюда приходит сам король и меняет одежду Просветленного. В хорошую погоду его облачают в плащ, украшенный алмазами, в сезон дождей — в позолоченный, расшитый синими солнцами. Одеяние из чистого золота и эмали согревает его в холодное время года.
В менее значительном храме Ват Траймит сидит другой Будда, очевидно вынесенный из Аютии. Он не отличается особой красотой; посетителей больше восхищают его вес и могучий вид.
Когда в 50-е годы небольшая строительная компания занялась расширением речного порта столицы, во время расчистки песчаных наносов рабочие наткнулись на очень тяжелую, но малопривлекательную гипсовую статую. А поскольку в Таиланде (как и в соседней с ним Бирме) статуи Будды священны, никто не осмелился ее выкинуть. Гипсовый великан нашел прибежище в храме Ват Траймит. До окончания строительства специального павильона над громадной статуей соорудили временный навес. Никто ее не сторожил, дыры в крыше пропускали и солнце и дождь. Так статуя и поныне ничем бы не отличалась от десятков тысяч изображений Будды, если бы за день до ее перемещения в храм не начался сильный тропический ливень. На другой день скользкий колосс, небрежно перехваченный веревочной петлей, упал с крюка подъемного крана и шлепнулся в грязь. По его поверхности разбежались трещины. Когда испуганные рабочие отважились подойти к статуе, они не поверили собственным глазам: во всех трещинах блестело золото.
Под неприглядной гипсовой поверхностью скрывался сказочный клад — трехметровая статуя Будды, отлитая из чистого золота. Даже археологи не могли понять, как она попала в прибрежную грязь речки Чао-Прая; молчат и древние хроники. Существует предположение, что статуя украшала один из храмов Аютии и, когда бирманское войско проникло на юг, жрецы, чтобы спасти статую от грабителей, в спешке облепили ее гипсом. Корабельщики, доставлявшие нелегкий груз в укрытие, явно не догадывались, что везут, и потому не слишком переживали, когда статуя свалилась с палубы. Почти шесть тонн чистого золота в гипсовой упаковке пролежали на дне реки до того момента, когда на них наткнулись лопаты расширявших порт рабочих.
Ежедневно Бангкок наводняют два миллиона туристов. История, как и контрабандная торговля сапфирами, становится одной из статей дохода.
В первые дни я только бродил по таиландской столице и глядел вокруг. Город, растущий с удивительной быстротой, все более теряет своеобразие. По улицам в часы пик волнами движутся потоки автомашин. У входов в международные отели, такие, как «Президент», «Шератон» или «Интерконтиненталь», стоят швейцары в ливреях; рядом расположились роскошные магазины, где можно купить одежду с лондонской Риджент-стрит, часы фирмы Болекс и Филипп Патек. Ресторан «Ше Сюзанн» предлагает французскую кухню, а «Ле Шатле» — швейцарскую (интерьер его напоминает альпийский пейзаж). Цыганский «Караван» специализируется на венгерских блюдах, а в «Викинге» подают скандинавские кушанья. Только на окраинах города еще существует жизнь на каналах: хозяйки добираются на лодках к плавучим ларькам, а затем возвращаются в свои дома, стоящие на сваях над водой.