Золотой век
Шрифт:
— И ты, и этот поляк — вы оба набитые дураки и негодяи! Оба вы заслуживаете палок! И ты смел подумать, что княжна, дочь родовитого, богатого князя Полянского полюбит и пойдет на свидание к офицеру, — кричал граф Румянцев-Задунайский на опешившего сыщика, стоявшего перед графом с разинутым ртом и с широко раскрытыми глазами.
— Как ты смел только подумать, безмозглая твоя голова!
— Я… я, ваше сиятельство…
— Молчать! Да знаешь ли, что князь Полянский мой искренний друг и благоприятель?
— Я, ваше сиятельство,
— Что? Что ты слышал! Все это болтовня, сплетни и за эту сплетню твоего приятеля поляка Зорича посадят в острог. Я об этом сделаю сейчас же распоряжение! Если и ты будешь разглашать про амуры княжны Полянской, то острога и тебе не миновать. Слышишь ли, господин главный сыщик?
— Слышу, ваше сиятельство, — с глубоким вздохом ответил Мишка Жгут.
— Да ты, любезный, не вздыхай. Меня ведь, ни разжалобишь. Я и тебя в острог упеку.
— Помилуйте, ваше сиятельство.
— Помилую, если ты болтать не будешь и станешь свой язык держать на привязи.
— Никому не скажу, ваше сиятельство.
— Ну, то-то!.. Смотри у меня в оба. И помни, чтобы ни словом, ни делом не сметь припутывать князя Полянского и его дочь.
— Слушаю, ваше сиятельство.
— А поляка Зорича, за то, что он смел быть сводчиком офицера Серебрякова и княжны Полянской, посадить в острог. Об этом я сейчас напишу обер-полицеймейстеру, и ты снесешь ему мой приказ.
— Слушаю, ваше сиятельство.
Граф Румянцев-Задунайский написал приказ об аресте Ивана Зорича и отдал этот приказ сыщику Мишке Жгуту.
А тот, поклонившись чуть не до земли грозному вельможе, поспешил оставить его кабинет.
«Вот тебе бабушка и Юрьев день! Вот тебе и надежда на награду! Не думано не гадано, я чуть в беду не попал. За что же?
Мне приказали напасть на след пропавшего офицера Серебрякова, я и напал… и за это в ответ попал… вот где правда-то? Ищи ее, голубушку, по свету. Ох дела, дела! А прежде чем отдать приказ об аресте Зорича, я к нему зайду… побеседую с ним… и от этой беседы в мой карман бедно-бедно перепадет рублевиков сто, а может и больше», — таким размышлениям предавался сыщик Мишка Жгут, направляясь из дома, где на время остановился фельдмаршал Румянцев-Задунайский, не к обер-полицеймейстеру, а к постоялому двору Ивана Зорича.
Про что беседовали ловкий сыщик с не менее ловким Зоричем, осталось никому не известным, так как беседовали они, запершись в горнице. Беседа их была непродолжительная, а ее последствие было таково.
Иван Зорич, проводив сыщика Мишку Жгута, быстро собрался и так же быстро ушел со своего постоялого двора, сказав доверенному приказчику следующее:
— Я сейчас получил известие, что моя мать умирает, поэтому я и тороплюсь ехать на родину… В мое отсутствие будь ты хозяином и веди дело, а когда я вернусь, то потребую от тебя отчета.
И ловкий Зорич, взяв с собою деньги и драгоценные вещи, которые у него водились, покинул Москву, а скоро и Россию.
Спустя часа три после отъезда, или, скорее, побега Зорича, его пришли арестовывать по приказу начальника полиции.
А Ивана Зорича уже и след простыл. За ним снаряжена была погоня.
Но Зорич был и ловок и хитер: его не скоро догонишь.
Погоня, посланная за ним, вернулась ни с чем.
А между тем Румянцев-Задунайский, получив сведения, что его адъютант Сергей Серебряков, перед тем, как ему пропасть, отправился в дом князя Полянского на свидание с княжною Натальей, и что это свидание ему устроил хитрый поляк, содержатель постоялого двора, Иван Зорич, граф немедленно отправился к князю Полянскому за «разъяснением».
— А, граф Петр Александрович, здравствуй, дружище!.. Прямо из Питера? — такими словами встретил князь Полянский своего старого приятеля и сослуживца, идя к нему навстречу.
— Здравствуй, здравствуй, князь.
Старые приятели-вельможи обнялись и расцеловались.
— Дозволь тебе попенять, граф Петр Александрович, не хорошо, брат, забывать старых и преданных друзей.
— Я и не думал, что ты, князь!
— Уж не оправдывайся…
— Да право же, князь Платон Алексеевич, я и не думал забывать тебя.
— А почему у меня так давно не был? Говорят, в Москве ты которую неделю пребываешь, а ко мне ни разу и не заглядывал… Я бы сам к тебе приехал, да хворость останавливает.
— Да все недосуг было; дела много, вот выбрал время и прямо к тебе.
— Спасибо, граф Петр Александрович, спасибо, что не забываешь своего старого сослуживца и приятеля. Прибыл ты ко мне, граф, в самый раз… Ведь я теперь один.
— Как один, а где же княжна? — с удивлением спросил у князя Полянского граф Румянцев-Задунайский.
— В ярославскую вотчину уехала, — как-то хмуро ответил князь Полянский.
— Зачем?
— Так, погостить, побывать, проехаться.
«А это не спроста, в такую пору отправил дочь в глушь», — подумал граф Петр Александрович.
— А я все, князь, разыскиваю своего адъютанта, — проговорил он.
— Ну, и что же, не увенчались успехом, граф Петр Александрович, твои розыски?
— Успех хоть и небольшой, а есть, я напал на след, — как-то значительно проговорил граф Румянцев-Задунайский, не спуская своего пристального взгляда с князя Полянского.
— Не может быть, — быстро воскликнул тот, меняясь в лице.
Почему не может быть? Нет, князь, я напал на след офицера Серебрякова.
— С чем тебя, граф, и поздравляю; будь добр, расскажи, где и как напал ты на его след; ведь тебе ведомо, что офицером Серебряковым и я немало интересуюсь, — уже совершенно спокойным голосом проговорил князь Полянский; он овладел собой и старался скрыть свое волнение, не выдать себя.
— Рассказать возможно.
— Пожалуйте, граф Петр Александрович, это прелюбопытно.