Золотой воин
Шрифт:
– Ничего, ножны нормальные. Но если хочешь, чтобы они смотрелись поновее, намажь сработанным дегтем, подержи недолго и вытри досуха.
– И что будет?
– Будет смотреться, как старое лаковое дерево. Но это в другой раз, сегодня пора заканчивать – поедем в город верхом.
– Верхом? – поразился Питер, ведь он все еще был невольником, а всадник являлся символом свободы.
– Ничего странного в этом нет. В другое время это могло вызвать в городе недовольство, но теперь, когда враг почти под стенами, на
Корнелий оказался прав, все орки были заняты собственными неотложными делами: когда они с Питером подъехали к воротам города, из них выезжали повозки, груженные вещами и детьми молоканов. Под небольшой охраной и в сопровождении нескольких растрепанных и сутулых женщин-орков все это богатство переправлялось в более спокойные южные поселения.
Пропустив повозки, Корнелий и Питер проехали в город и благополучно добрались до дома Даувпиртов. Один из рабов открыл им ворота, и они въехали во двор верхом, как подобает господам.
Но на этом сюрпризы для Питера не закончились. Принявший у него зубана раб сообщил, что для господина Питера имеется отдельная комната.
– Хозяин приказал почистить и побелить отгородок в пристройке. Мы с Троком все сделали, так что извольте в новое жилище, мы и топчан вам сколотили, и постелю вашу перенесли.
Питер отдал поводья и пошел посмотреть конюшенную пристройку. Все оказалось так, как говорил конюх: и топчан с тюфяком, и выбеленные, почти просохшие стены, а на маленьком, затянутом бычьим пузырем окошке стояла плошка с сыром.
Притворив дверь, Питер уселся на заботливо взбитый тюфяк и огляделся. За все время невольничьей жизни это было первое жилье, которое он заслужил.
42
Вот уже целую неделю Питер с Корнелием отправлялись на уроки верховой езды прямо со двора – верхом на зубанах. Шутки вроде сырой оглобли остались позади, теперь Питер выглядел как тяжелый рыцарь при доспехах, мече и кинжале. Пусть старые смятые накладки и выглядели ненадежно, а избитые налокотники и наколенники топорщились во все стороны, зато весила эта амуниция, как полноценные доспехи. От тесноватого шлема побаливали уши, а сквозь узкую смотровую щель почти ничего не было видно, но Корнелий говорил, что для учения так лучше.
– Ты должен чувствовать врага, даже когда не видишь его. В быстром бою на все глаз не хватит, поэтому приучайся не видеть, а чувствовать.
Под навесом он нагружал Питера деревянным щитом, добротно сколоченным, но сырым и оттого неподъемным, и длинной пикой с камнем на конце.
– Хорошо сидишь? – спрашивал он после этого.
– Да как же с этим ехать можно? – негодовал ученик.
– Не то что ехать, а и вовремя оборачиваться, не то стянут крюком и топором измочалят. У пехоты с кавалерией разговор короткий.
– Да уж, – соглашался Питер, которому приходилось в строю рогатчиков принимать удар туранской конницы.
Потом Корнелий пускал своего зубана вперед, между деревьев и по кустарнику, а Питер должен был поспевать за ним и по команде учителя атаковать пикой какую-нибудь ветку или подцеплять с земли сгнивший гриб.
Учение давалось тяжело, но Питер справлялся, радуя своей смышленостью Корнелия.
– Ну-ка, стой! – командовал он.
Питер останавливал зубана и смотрел на учителя через прорезь в шлеме.
– Дерево проехал? Теперь это противник, что преследует тебя сзади. Ну-ка, сшиби его концом пики!
И Питеру приходилось не глядя атаковать невидимого противника «тупым концом» пики.
– Помни: ни прицелиться, ни нащупать его у тебя времени нет. Он уже замахнулся мечом или нацелил в тебя свою пику. Промаха быть не должно! Бей!
И Питер бил, сильно бил, так что учебная пика звенела.
– Неплохо, он свалился, – улыбаясь, говорил Корнелий и снова пускал зубана по тропе, вынуждая ученика менять упражнения.
– Что слышно о манукарах? – спросил Питер, когда они вечером ехали в город.
– Молоканы говорят, что император отводит войска на запад, где тураны угрожают его крепостям.
– Значит, у нас теперь будет спокойно?
– Я надеюсь на это, махать мечом мне давно уже не в радость. Завтра сделаем перерыв, твое тело должно запомнить все то новое, что ты узнал за последние несколько дней.
– Тело? Разве тело может запоминать?
– Может и должно. Голова может оказаться занята другими заботами и что-то забыть, а с телом такого не случится.
– Что же мне делать, не шляться же по двору без дела, я к этому не привык!
– Отправляйся в лес, подыши. Пусть тело запоминает, а свежий воздух тем временем прочищает мозги.
43
Питер решил последовать совету Корнелия и на другой день, после завтрака в своем роскошном для невольника жилище, отправился в лес «прочищать мозги».
Свинарник он обошел стороной, ему было неприятно слышать все эти бесконечные «доброе утро, господин Питер», а также замечать, как все ниже становятся при виде его поклоны его вчерашних товарищей-невольников.
В зимнем лесу было, как обычно, сыро, но дождь прекратился ночью и тропинки успели подсохнуть.
«Если я просто уйду, меня никто не кинется искать», – подумал Питер и оглянулся. Он некстати вспомнил о тех незнакомцах в темных капюшонах, которые не так давно навещали его. Что, если они опять прячутся за облетевшими кустами, чтобы снова спросить: кто ты, Питер?
– Если бы я только знал – кто я теперь? – начал он рассуждать вслух. – Неволя меняет людей, вот и я кажусь себе каким-то незнакомым. Иногда вроде бы я – это я, а в другой раз – иначе...