Золотые кони
Шрифт:
— Свою силу. Это самое ценное, что у меня есть. Я могу ударом кулака свалить быка.
— Это правда, — сказал кто-то. — Я видел своими глазами.
— Я могу биться один на один с кабаном, — продолжал Оскро. — Я уже пробовал, и люди могут это подтвердить.
— Это тоже правда, — раздался другой голос. — Кабан был почти не тронут псами.
— Нет, неправда! — воскликнул толстяк. — Никто не сможет задушить кабана. Это всегда кончается смертью.
— А он сделал это!
Причиной этой шутливой перебранки служил кубок, стоящий посреди круглого стола. Это был древний иноземный кубок, украшенный
После пирогов и орехов королева поднялась, взяла кубок и наполнила его. Общество притихло, все взгляды были прикованы к кубку. Каждый с волнением и потаенной надеждой ждал продолжения. Свершится ли предсказание, последует ли королева совету белого оленя, встреченного у Праведной горы? Или она сделает другой выбор? Несколько юношей, не следя за общим разговором, продолжали болтать. Дивиак хмуро посмотрел на них:
— Замолчите же! Королева хочет указать своего избранника.
Медленно она выпила половину кубка, затем повернулась ко мне.
Оскро воскликнул:
— Чужеземец! Никогда! Это против наших обычаев!
— Ты лжешь, — сказала Шиомарра. — Бойорикс — один из нас.
— Один из нас? Откуда он взялся?
— Он происходит из знаменитого народа вольков.
— Кто это сможет подтвердить? Друзья, неужели вы допустите, чтобы наша королева породнилась с безродным беженцем?
Ему удалось задеть меня. Я вытащил меч:
— Защищайся, безродный!
Но нас остановил оклик Дивиака.
— Разойдитесь! Тот, кто станет драться этой ночью, будет навсегда проклят. Сегодня необыкновенная ночь. Это свадебная ночь вашей королевы. Остановитесь!..
Мечи лязгнули друг о друга.
— Считайте его мертвым, — услышал я за своей спиной. — Оскро непобедим.
Дивиак приподнял свой скипетр.
— Уберите оружие, или вы будете изгнаны всем народом! — повторил он.
Оскро бросил свой меч, тяжело звякнувший о плиты, я тоже убрал меч.
— Бойорикса нельзя упрекать за то, что он родился на земле, захваченной римлянами. Сердцем он наш.
Шиомарра протянула мне кубок, и я медленно осушил его под одобрительные выкрики:
— Долгой жизни, Бойорикс! Ты — наш король! Счастья и долгой жизни!
Первым, кто поклонился мне, был Оскро. Запинаясь от неловкости, он произнес:
— Ты победил, Бойорикс. Я беру назад слова обиды. Прошу короля простить меня… Долгой жизни!
В который раз меня удивила непредсказуемость, порывистость галльской души.
Луна уже почти опустилась за лес, когда праздник подошел к концу. Повсюду пели, танцевали; со всех сторон доносился смех, огоньки факелов мелькали тут и там. Ты же, моя Ливия, спала крепким сном, наевшись пирогов…
Я верил, что мое счастье надежно покоится в моих объятиях, что Шиомарра — нежный цветок, который только я могу беречь и поддерживать. Ее волосы раскинулись по моим плечам. Мне не выразить словами, как она была прекрасна!
Я смотрел на ее лицо, едва различимое в предутреннем полумраке, и мне казалось, что я узнаю умиротворенную улыбку Теренции, ее сверкающие глаза. Точно стараясь рассеять это наваждение, Шиомарра шептала:
— Да, это я, Бойорикс, дорогой мой муж, это я… Твоя Шиомарра.
Когда оба мы проснулись, она сказала:
— Ты вправе сослать или по-другому наказать Оскро. Он вел себя ужасно. Но, может быть, стоит позабыть о ссоре? Подумай, что ему пришлось пережить этой ночью…
Сразу после ночной трапезы Оскро удалился. Праздничная обстановка была невыносима для него. Всю ночь он провел в седле, заставляя коня скакать во весь опор. Его видели в Красном Осле, за Праведной горой и в других местах. Утром он вернулся в Эпониак на загнанной лошади.
Глава XII
Время потекло… И так стремительно! Всего несколько недель было отпущено нам судьбой. Дни уходили, как песок между пальцев. Ночи казались всего лишь часами. Страсть, которая бросила нас в объятия друг к другу в первые дни после свадьбы, понемногу уступала место спокойной нежности. Теперь мы упивались словами любви, лежа по целым дням на жарком ложе из звериных шкур в восхитительной праздности. Нам не было дела до смены дней и ночей, никого и ничего, кроме друг друга, мы не замечали, и каждое свое пробуждение начинали так, словно встретились после долгой разлуки. Я был на пятнадцать лет старше Шиомарры. В этом возрасте любовь превращается для человека в разновидность искусства, разум вмешивается в жизнь чувства, эгоизм забирает у страсти прелесть самоотверженности. Но, отвечая на вспышки страсти моей возлюбленной, я забывал о рассудке, благодаря чему я испытывал поистине юношеский пыл. Если помнишь, Шиомарра пообещала излечить меня от тоски. Точнее, она надеялась вернуть мне душу моих предков.
Уже зеленели деревья. Птицы надрывно чирикали, прыгая по наливающимся почками ветвям. Появились первые цветы. Люди сняли меховые одежды. Солнце поддерживало земной праздник теплыми лучами. Водные, земные, небесные животные делились на пары. Голуби ворковали на чердаках Верховного Дома. Прямо на дороге попадались неосторожные лисицы, поглощенные друг другом. На выгонах бодрым ржанием перекликались лошади. Отец-Лес изменил свои ночные голоса. Тревожные крики ненависти или страха сменились нежным урчанием. Корни растений, миллионы наливающихся соком стволов, слили свои слабые голоса в единый, идущий откуда-то из самой чащи шепот. Кроны запели свою веселую весеннюю песенку. Ветер ускорял волшебные превращения, подгоняя отставших, разнося дурманящие запахи. В один из вечеров, насыщенных ароматом цветущего боярышника, мы встретили у болота несколько олених. Лихорадочно сделав по нескольку глотков, они пугливо поворачивали голову в сторону чащи, откуда доносились крики дерущихся. Там мы увидели двух самцов-оленей, яростно бьющихся рогами. Победителя ждало стадо олених.
Мы возвращались в Верховный Дом, в свою комнату, устланную шкурами, и вымаливали по дороге, подобно этим оленям, у бога любви новых даров. Солнце садилось в нарождающуюся листву и было похоже на раскаленный кратер вулкана. Тропу быстро поглощал полумрак. Расторопный слуга зажигал факел и освещал нам путь. Позади шли наши помощники по охоте и несли добычу: привязанного к шесту крупного кабана со связанными ногами. Последними шли псари со сворой охотничьих собак.
Эта картина стоит у меня перед глазами как символ тех скоротечных дней. Счастье — как ночь, когда не видишь вокруг ничего, кроме любимого.