Золотые костры
Шрифт:
— Мы не делали ничего плохого! Устав запрещает впускать мужчин дальше преддверия. Ты хотел провести в сердце монастыря сотню солдат! Я не вправе открыть…
Отец Себастьян сделал едва заметный жест, и стоявший позади настоятельницы инквизитор накинул ей на шею удавку, закрепленную на специальном шесте. Такими обычно ловят бешеных собак, чтобы те не могли добраться до человека.
Монахиня упала на колени, схватившись обеими руками за впившуюся в кожу стальную струну.
— О да. Вы никого не пускали, и среди вас
— Так кто из них убийца моего отца? — спросил ун Номанн, когда настоятельницу вывели.
— Так ли это важно? — Инквизитор сжег волосы ведьмы в пламени свечи. — Они все виновны в преступлении перед Господом и все ответят. Убившая вашего отца в том числе. Или вам этого мало?
Ун Номанн явно, как и я, считал, что здесь одни невиновные, но он оказался неглупым человеком:
— Отдаю правосудие в руки Церкви.
— И поверьте, трибунал будет судить по справедливости и с Божьим словом.
Говоря это, инквизитор внимательно листал поднятую с пола книгу. Каждый раз, когда он касался пальцами бумаги, они начинали лучиться мягким светом, и бастард, завороженный этой магией, не спускал с них глаз. Так что неудивительно, что ни тот ни другой не видели творящегося у них за спиной.
Я бы тоже ничего не заметил, если бы меня не окликнул встревоженный Проповедник. Не знаю, откуда в молельном зале появилась монашка. Прежде чем я обратил на нее внимание, она успела прокрасться вдоль южной стены и уже открыла потайную дверь, прятавшуюся до этого в густых тенях.
Я узнал сестру Сесилию. Перепуганная, заплаканная, она взглянула на меня со страхом, неспособная скрыть свое отчаяние — всего лишь шаг отделял ее от спасения.
Мы смотрели друг на друга не больше двух секунд, а затем я отвернулся.
— Любое преступление порождает наказание, — между тем сказал инквизитор. — Но перед наказанием всегда должно быть раскаяние и прощение. Только тогда душа останется светлой и легкой, точно перо из ангельского крыла. Идемте, господа. Уверен, что у всех нас есть дела куда более важные, чем торчать в этом оскверненном месте.
Когда мы уходили, я все же обернулся, но потайная дверь уже закрылась.
— Глупо. — Проповедник сидел на могильной плите, меланхолично разглядывая статую плачущего ангела, венчавшую чей-то богатый склеп.
— Очевидно, да.
В отличие от него мне было холодно, и я пожалел, что не захватил дополнительные рукавицы. Была глубокая ночь, но я все же притащился на кладбище, захватив с собой кирку и лопату. Я знал, что не успокоюсь, пока не проверю. Что бы там ни говорил отец-инквизитор, мне надо быть уверенным, что в могиле лежит именно монашка, а не Кристина.
— Ты дал ей уйти. Я бы закричал, если бы хоть кто-то мог меня слышать.
— Здорово, что могу только я. Она всего лишь одна из его жертв.
— А если это и была ведьма?
— Ну и что? Она убила бургграфа, а тот кларисску. Преступник наказан. Это справедливо.
— Лишь один из них наказан, Людвиг. Когда-нибудь ты поймешь, что убийство ради справедливости это не по Божьему закону.
Я подвинул фонарь поближе к безымянной могиле:
— Когда-нибудь.
— Отпустить опасную ведьму. Ты любишь чудить. — Он упорствовал в своей уверенности, что Сесилия это именно та, кого искал отец Себастьян.
— Оглядись вокруг, Проповедник. Мир полон опасностей. В нем полно ведьм, иных существ, инквизиторов, фанатиков, безбожников, насильников, убийц, наемников, солдат и праведников. Почти каждый из них заслуживает смерти. И почти каждый продолжает жить дальше. Избавь меня от участи вершителя судеб. Я и так частенько этим злоупотребляю.
Проповедник разочарованно махнул рукой:
— В этом весь ты. Признайся, что ты просто пожалел девчонку и не захотел, чтобы она угодила на жаровню инквизитора.
Я взялся за кирку:
— Ты бы и вправду закричал, если бы мог?
— Нет, — помолчав, ответил тот и, словно стыдясь этого слова, пробормотал: — Не стоило начинать этот разговор. Теперь ты еще решил стать гробокопателем и разорителем могил. Узнать тело будет сложно. Оно изуродовано.
— У Кристины нет двух первых фаланг на среднем и безымянном пальцах левой руки.
— А если там вообще нет пальцев?
Я чертыхнулся на это и поднял кирку, собираясь долбить промерзлую землю.
— Не стоит, страж.
Сестра Сесилия, до этого прятавшаяся за склепом, вошла в круг света фонаря. В мирской одежде она больше не походила на монахиню, и ее рыжие волосы были собраны в хвост.
— Значит, это все-таки ты, — усмехнулся я. — Пришла довершить то, что не получилось сделать на мосту?
Она покачала головой:
— Нет. Не за этим. Прости. Я испугалась, когда ты появился у монастыря, и действовала не подумав. Я рада, что ты оказался защищен.
— Он тоже рад, чертова ведьма, — раздраженно произнес Проповедник, но Сесилия его не услышала.
— Тогда зачем ты здесь?
— Попрощаться с ней. — Она, игнорируя меня, шагнула к могиле. — Не знаю, кого ты ищешь, но ее здесь нет. Там лежит одна из нас.
— Ты убила из-за нее. Кем она была тебе?
Ведьма покачала головой:
— Человеком. Сейчас это большая редкость. — Она заметила, как я прищурился, и грустно улыбнулась. — Ты недоумеваешь, зачем я все затеяла, раз она мне чужая?
— Да.
— Потому, что одна грязная свинья сделала это и не должна была оставаться безнаказанной. Никто в монастыре не знал, что случилось. Настоятельница думала, что она просто ушла, сбежала. Но не я.